Aksum:
An African Civilisation of Late Antiquity
by Dr. Stuart Munro-Hay.
К оглавлению - http://odnapl1yazyk.narod.ru/Aksum.htm
Языком Аксумского царства был геэз (эфиопский), семитский язык, который, как предполагают (но это до сих пор не доказано), ведет свое происхождение от древнего южноаравийского. В настоящее время геэз (возможно, производное от названия племенной группы агуэзат или агази (Agwezat; Agazi)) – мертвый язык, употребляемый лишь в традиционных обрядах Эфиопской Православной церкви, а также в весьма ограниченном ряде иных случаев, в частности в поэзии. Геэз записывался знаками, восходящии к тому же первоисточнику, что и южноаравийское эпиграфическое письмо, причем более близкими к скорописной форме последнего; современный эфиопский алфавит - единственный доживший до наших дней потомок этой системы письма. Развитие языка привело к тому, что часть букв, применявшихся в диалектах южноаравийского языка, была отвергнута, зато пришлось добавить ряд новых. Некоторые ранние эфиопские тексты и граффити выполнены непосредственно скорописью южноаравийского письма (Drewes 1962). Время и влияние кушитских языков Эфиопии (среди которых наиболее важными являются агавские или центрально-кушитские), способствовали трансформации изначального языка в геэз. Соображений, предложенных относительно происхождения письма геэз, вполне хватило бы на отдельную книжку (Ullendorff 1955; 1960: 112ff; Drewes 1962: Ch. V; Drewes and Schneider 1976). Одни рассматривали его как результат развития монументального южноаравийского письма, другие - как письмо родственное вариантам скорописи, существовавшим одновременно с ним как в Аравии, так и в Эфиопии; механика же этого превращения, как полагают эксперты, могла представлять собой как намеренное, так и случайное изменение. Возникновению письма могло способствовать раннее заимствование, или же идея его создания пришла позднее, непосредственно вслед за периодом ранних надписей. В таких местах как Йеха, Каскасе и Хаулти-Мелазо (Yeha, Kaskase, Hawelti-Melazo) найдено достаточное количество надписей южноаравийским эпиграфическим письмом, датируемых предаксумской эпохой. Некоторые из них используют форму языка, которая, по-видимому, в той или иной степени является чисто сабейской, но есть и другие надписи, причем современные первым, которые демонстрируют черты, предположительно, указывающие на то, что их сделали (высекли в камне) эфиопы (Drewes 1962; Schneider 1976i). Использование южноаравийского письма продолжилось (или возобновилось?) в аксумскую эпоху, так что даже в правления сравнительно поздних царей Калеба и W`ZB монументальные надписи по-прежнему писались одним из вариантов этого алфавита, правда, на языке геэз. В начале четвертого века алфавит, состоящий только из согласных, признали недостаточным, и ввели систему огласовок, которая существенно облегчила чтение геэз. Происхождение и история системы огласовок остаются неясными; возможно, она появилась под влиянием каких-то разновидностей индийского письма (Pankhurst 1974: 220-2; Chatterji 1967: 53), и, может быть, в свою очередь, повлияла на армянский алфавит (Olderogge 1974: 195-203). Нововведение применяли и в монументальных надписях, и, несомненно, на менее долговечных носителях, которым аксумиты доверяли свои записи, таких как (сравнительно недавно обнаруженный) папирус, пергамент и др. Однако монеты в основном оставались неогласованными (за исключением очень редких и лишь частичных огласовок на монетах одного или двух поздних царей) до самого окончания их выпуска. Тем не менее, даже будучи неогласованными, монеты дают нам весьма интересную последовательность, по которой можно отследить изменения стиля буквоформ с третьего по седьмой век (Munro-Hay 1984iii). Эти данные в сочетании с материалами надписей - один из способов практической датировки вновь обнаруженных документов на геэз. В прочем, эта палеографическая работа на данный момент пребывает в младенческом состоянии, и к тому же испытывает ощутимую нехватку документов, которые можно датировать наверняка, так что в настоящее время не может служить эффективным инструментом. Ранние надписи, имеющие большое сходство с южноаравийскими, были датированы согласно палеографическим исследования Пиренн (1956), но, опять же, возможно есть основание для пересмотра этих дат (Schneider 1976i). В своей недавней (еще неопубликованной) работе Roger Schneider прокомментировал ряд удивительных несовпадений в письменности геэз аксумских надписей и монет (см. также Drewes 1955; Hahn 1987). Наличие одной огласованной буквы на некоторых серебряных монетах Уазебы, предшественника Эзаны, вполне может указывать на то, что процесс вокализации был начат еще до Эзаны, вопреки тому, что благодаря неогласованной геэзоязычной надписи Эзаны (DAE 7) утвердилось всеобщее мнение, что введение огласовок случилось как раз в его царствование. Литман (Littmann 1913, IV: 78), Древес (Drewes) и Шнайдер (Schneider) предполагают, что в последнем случае имела место намеренная архаизация: некоторые буквы, помимо отсутствия гласных, имеют значительно более древние формы относительно употреблявшихся во времена Эзаны. И это далеко не заумные академические рассуждения. По каким бы причинам Эзана ни сделал это (а Древес предполагает, что это могло быть желание подчеркнуть связь с южной Аравией, или же указать на древнее происхождение царской власти Аксума), интересно, что практически ни один из аксумских царей последующих столетий так и не допустил появления огласовок на своих монетах, и если такое иногда все же случалось, то касалось не более чем одной-двух букв, причем даже много лет после того, как огласовки стали использоваться на других носителях. Прежде чем в широкое употребление вошел геэз, официальным языком надписей и монет был греческий. Такой выбор был явно сделан исходя из ориентации главным образом на иностранцев, проживавших в стране или же посещавших ее, поскольку маловероятно, чтобы греческий язык понимали за пределами очень небольшого сегмента, состоявшего из правящего класса и торгового сообщества. Вероятно, существовала группа в той или иной степени сведущих людей, возможно, из числа священников или же особый штат служащих, которые в качестве писцов составляли эскизы надписей. Греческий оставался языком монет, в особенности золотых, до конца чеканки, но качество его быстро деградировало. Уже монеты, датируемые четвертым и пятым веками, содержат ошибки в греческих легендах. Некоторые надписи были выполнены в нескольких версиях: на греческом языке и на геэз в двух редакциях, первая - письмом геэз, а вторая – монументальным южноаравийским. Этот ‘псевдосабейский’ перевод был, похоже, не более чем данью тщеславию, может быть, попыткой встать вровень с трехъязычными надписями, введенными сассанидскими царями в Персии, поскольку вряд ли имелась какая-то реальная причина для повторения геэзоязычного надписи южноаравийским монументальным письмом. Наверное, человек, для которого геэз был родным языком, мог бы понять основное содержание текста, поскольку буквы, несмотря на другое направление письма и более прямые линии, были вполне узнаваемы; но ведь имелась же версия записанная письмом геэз! Гость из южной Аравии разобрал бы буквы, но не понял бы языка. Возможно, за южноаравийским письмом, как за древним средством создания надписей-посвящений, сохранялось нечто вроде священной ауры, и, может быть, считалось, что вариант надписи, выполненный этим шрифтом, необходим в силу традиции; в прочем, для эпохи Калеба и W’ZB такое объяснение выглядит несколько натянутым. Когда Калеб принимал грекоязычных послов, для прочтения письма императора он воспользовался услугами переводчика, но это могло быть связано не столько с необходимостью, сколько с формальностями придворного протокола (Малала - Malalas, ed. Migne 1860: 670). Судя по уцелевшим свидетельствам, таким как надписи на “прото-геэз” из Матары, Сафры и Анзы (Safra, Anza), а также цикл царских надписей, вряд ли стоит сомневаться, что в аксумскую эпоху существовал значительный объем письменного материала на геэз, хотя, конечно, найденные на сегодняшний день образцы в количественном отношении не идут ни в какое сравнение с подобного рода материалами, оставленными большинством других цивилизаций древности. Небольшие надписи были обнаружены на каменных и керамических сосудах (Littmann 1913: IV; Drewes and Schneider 1967: 96ff; Schneider 1965: 91-2; Anfray 1972: pl. III). Одна из надписей, наскальная с горы Бета Гийоргис, возвышающейся над Аксумом, похоже, была межевой отметкой: “Граница между (землями) SMSMY и SBT'” – имеются в виду либо имена владельцев, либо названия земельных участков. В будущем археологам почти наверняка предстоит обнаружить еще больше подобных малых надписей. За пределами Эфиопии надписи на геэз известны в Мероэ, на Сокотре (Bent 1898) и в южной Аравии. Следующим событием в развитии письменности в Эфиопии стал перевод разнообразных произведений литературы с других языков, таких как греческий, арабский и сирийский, на геэз с сопутствующим влиянием на последний.
Об аксумской литературе мы не знаем практически ничего, кроме того факта, что где-то между пятым и седьмым веками на геэз начали переводить Библию и другие книги (в ряде случаев это делали носители сирийского/арамейского наречия, что внесло определенные дополнения в словарный состав геэз). Следы ранних переводов Библии в виде цитат сохранились в некоторых надписях. А сами царские надписи на геэз демонстрируют совершенное владение языком и умелое его использование как средства пропаганды. Важным фактором достижения характерной для надписей на геэз “стилистической убедительности” могло стать имевшее место до того использование в монументальных надписях греческого языка, длительной же литературной традиции на самом геэз, возможно, на тот момент еще было (Irvine 1977). Зоскалес, ранний правитель аксумитов, был образованным человеком, говорившим по-гречески. Пример царя и наплыв грекоязычных торговцев, несомненно, способствовали распространению изучения греческого языка, что, в конце концов, привело к его употреблению даже в надписях государственного значения и на монетах. Если цари проявляли такую заботу о надписях, а легенды монет представляли собой лозунги (гл. 9: 4), то невольно приходишь к мысли, что в стране, вероятно, имелось какое-то количество грамотных людей. Такой правитель как Эзана, который получил образование благодаря Фрументию (будущему первому епископу Эфиопии), наверняка умел говорить и читать по-гречески, и прекрасно представлял себе все выгоды подобных средств пропаганды как на международной арене, так и на внутренней. Существуют и другие, правда, довольно разрозненные, следы былой грамотности, например, надпись, которую, предположительно, оставил в вади Маних (Wady Manih) по пути в египетский порт Береника аксумский эфиоп Абреха. Перевод ее, как обычно, не вполне ясен, отчасти по причине неопределенности значений некоторых слов, отчасти из-за плохой сохранности надписи (три последние строки почти полностью нечитаемы). Перевод Sergew Hable Sellasie: “Я, Абреха, муж из Аксума, ночевал здесь [и] уверовал в силу Господина Небес Арьяма вместе с сыном моим.” Литман читает этот же текст так: “Я - Абреха Такла Аксум, и я был здесь. [Я] прибыл [защищаемый] силой [Господина Высочайшего] Н[еба] вместе с сыном моим.” Улендорф предлагает переводить: “Я, Абреха – основатель Аксума” (или “основатель [церкви] Аксума”) “и там место моего пребывания” (Sergew Hable Sellassie 1972: 109; Littmann 1954; Ullendorff 1955). Шнайдер (Schneider 1984: 158), по размышлении относительно состояния, в котором текст дошел до наших дней, приходит, возможно, вполне справедливо, к выводу, что после слов “Я - Абреха” ‘все остальное – умозрительные построения.’ Между прочим, эта надпись интересна еще и тем, что она неогласована, то есть, по-видимому, относится к началу четвертого века, и таким образом подтверждает употребление в Эфиопии имени Абреха как раз для того периода, к которому относит загадочных Абреху и Ацбеху аксумская легенда. Еще одна неогласованная надпись - из Дэбрэ Дамо, связанная с крестами – читается просто: “Я молился” (Littmann 1913: IV, 61). Более светская по своему характеру надпись – на горшке, найденном в Аксуме - гласит: “кто разобьет, пусть платит!” (Anfray 1972: pl. III). В позднеаксумскую эпоху на одном из оснований статуи в Аксуме была выбита надпись hatseni Данаэля (гл. 11: 5); наряду с траурной надписью Гихо (Giho), дочери Мангеши (Mangesha), из Хама (Ham) (Conti Rossini 1939; Cerulli 1968: 18-19), это одна из самых поздних надписей в нашем распоряжении. Также в Хаме Конти Россини, наряду с аксумскими колоннами и другими объектами, обратил внимание на архаичные эфиопские надписи, вероятно, просто имена путников, как и в гроте в Кохайто. Траурная надпись звучит так:
Гихо (Giho), дочь Мангаши (Mangasha), умерла в месяце Тахсасе (Tahsas), 27-го дня, на рассвете, за день до кануна Рождества, в среду, в год… Элла-Сахель (Ella Sahel). Ибо писано: ‘Человек, рожденный женщиной, краток днями’ /Иов 14: 1/ и как писано в Евангелии ‘Тот, кто ел плоть Мою и пил кровь Мою, не узнает вкуса смерти, и Я воскрешу его в последний день’ /от Иоанна 6: 54/; и как писано у пророка ‘Мертвые воскреснут, и те, кто в могилах, оживут’ /Исайя 26: 19/
Sergew Hable Sellassie (1972: 198) читает строки посередине как: “накануне Рождества в день среду. И умерла год спустя как мы (покорили?) врага нашего Элла-Сахеля” Конти Россини предложил датировать эту надпись 7-м или 8-м веком. Моннере де Виллар (Monneret de Villard 1940) отмечал, что форма таблички, на которой выбита надпись, напоминает типичный мероитский алтарь для жертвоприношений, а кроме того он считал, что имя Гихо также имеет мероитское происхождение; поскольку подобная траурная надпись на данный момент является уникальной для Эфиопии, но не для Нубии, возможно, ее стоит рассматривать как указание на неких нубийских переселенцев. Существует предположение, что ‘Элла-Сахель’ указывает на одноименного царя, встречающегося в царских списках, однако смысл предложения остается неясным (Schneider 1984: 163). Известная в позднейшие времена любовь эфиопов к рассказам о наполненных чудесами житиях святых и сказкам о дивной старине, в которых, возможно, содержится своего рода литературное отображение в том числе и аксумской эпохи, до сих пор помогает им сохраняться и развиваться. Также и составление царских хроник, известное по средним векам, вполне может быть еще аксумским обычаем, что отчасти подтверждают уцелевшие надписи. Но даже если это так, единственное, что осталось нам из этого – списки царей на геэз, повторно составленные в позднейшие времена, с немногочисленными глоссами об исключительных событиях. Явная неточность этих списков, включая отсутствие в них наиболее известных аксумских правителей, показывает, что сведений об аксумской истории до позднейших времен дошло совсем мало, и, предположительно, все древние хроники подобного рода погибли в один из периодов тех неурядиц, которые начались в конце аксумской эпохи. Вряд ли стоит сомневаться, что уже в Аксуме занимались изготовлением пергамента и хранили записи, а также литературные труды либо на пергаментных свитках (как это делали несколько позднее в царствах Нубии), либо на больших ровных страницах (как это делали в Эфиопии в средневековый период), так что мы можем надеяться, что в один прекрасный день нам удастся найти нечто в таком роде, возможно, в одной из аксумских гробниц. Записи о государственных делах и торговых сделках, а также религиозные трактаты и пр., несомненно, хранили от древних времен, но климат Эфиопии, по сравнению с Египтом и Нубией, недостаточно сух, чтобы там уцелело такое же количество недолговечного материала. Большая часть сохранившихся эфиопских пергаментных книг имеют сравнительно поздние даты, однако по-прежнему существует надежда, что когда-нибудь будет найдено что-нибудь из более древних работ.
Аксумская живопись, за исключением росписи по керамике, не
сохранилась, а многое из найденного декоративного материала имеет неясное
происхождение. Возможно, какая-то его часть происходит из Египта или Сирии, или
даже из южной Аравии. Уцелевшие предметы из металла, такие как небольшие
изображения каменного козла, три грации, пара псов, или бронзовые со
стеклянными вкладками фрагменты ларца (см. гл. 12), могли быть привезенными в
Аксум произведениями иностранной работы. До сих пор не найдено ни одной большой
статуи аксумского периода, но, может быть, вопреки страстному желанию
переплавить ее на металл, где-нибудь уцелела
и ждет лопаты археолога хотя бы одна из упомянутых в надписях золотых,
серебряных и бронзовых статуй, которые, вероятно, стояли когда-то на тех самых
гранитных постаментах, которые до сих пор существуют в Аксуме. Единственная
подлинно аксумская форма искусства известная нам сегодня (помимо лепных фигурок
на керамических изделиях, и резных изображений на плоских и округлых
поверхностях) – архитектура (см. Гл. 5: 4), а также ограниченный
изобразительный ряд монет (гл. 9). Учитывая позднейшее пристрастие к сложной
настенной росписи в церквях, не будет большим сюрпризом если однажды на
оштукатуренных стенах какой-нибудь гробницы, дворца или церкви будут обнаружены
рисованные изображения, подобные тем, о которых поведали Мухаммеду его жены (Muir 1923: 490; Sergew Hable Sellassie 1972: 186, n. 30; Lepage 1989: 52). Мухаммед, по-видимому,
оказался в довольно неловком положении вместе с некоторыми женщинами из его
окружения, которые пытаясь помочь ему, лежавшему при смерти, дали ему
абиссинское снадобье, состоявшее из индийского дерева, небольшого количества
семени wars и
оливкового масла. Почувствовав себя лучше, Мухаммед заставил проглотить это зелье
всех присутствующих. “После чего, когда беседа обратилась к Абиссинии, Умм
Селама и Умм Хабиба, побывавшие в изгнании там, рассказали о красоте тамошнего
собора Марии, и о прекрасных картинах на его стенах. Услышав это, Мухаммед
испытал огорчение и сказал: ‘Они такой народ, что когда среди них умирает
святой, они возводят над его могилой место для поклонения, и украшают его
своими картинами; и это в глазах Господа – худшее из того, что есть во всем
творении‘” Выбитая на скале недалеко от Аксума, в Гобедра, львица длиною более
2 м (Littmann 1913: II, 73) не имеет точной даты,
но вырезанные из камня головы львов (или быков) (Anfray and Annequin 1965: pl. LXVII, 5-6) в аксумских постройках нередко
украшали желобы для воды, причем их продолжали использовать таким образом даже
во времена Алвареша (гл. 10: 5). Еще более крупную наскальную скульптуру льва,
из Комболчи (Kombolcha),
на юге Уолло, датируют как аксумским (Gerster 1970: 25, pls.
9-10), так, возможно, и постаксумским периодами. Имеется образец резьбы по
раковине (каменный козел из Аксума; Munro-Hay
1989), в прочем, неисключено, что он - не местного производства. Если же, как
предполагается выше, книги или свитки из пергамента либо папируса употреблялись
уже аксумскую эпоху, то, возможно, искусство каллиграфии, а может и появление
миниатюры в подобного рода книгах, также имеют долгую историю.
-Иллюстрация 62. Фигура львицы на скале в Гобедра, окрестности Аксума http://www.traveladventures.org/continents/africa/gobedra-lioness-quarry01.shtml
**Желобы для воды из Аксума -
http://st-takla.org/Pix/Ethiopia/North-Ethiopia_June-2008/Axum/7-Archeological-sites/www-St-Takla-org__Ethiopia-2008__Axum-7-Archaeological-Sites-058.jpg
В нашем распоряжении имеется целый ряд свидетельств, что прекрасно разработанный с тщательно продуманными вариациями мотив креста, весьма характерный для нынешней Эфиопии, широко применялся уже в аксумскую эпоху. На монетах крест постепенно развился в декоративное изображение с золотой инкрустацией и разнообразными дополнительными чертами, как то: дополнительные небольшие кресты по концам линий основного креста и разнообразные обрамления. Многие керамические сосуды имеют на своих основаниях оттиски креста, возможно, произведенные с помощью вырезанных из дерева штампов, не сохранившихся до наших дней. Некоторое количество подобных образцов найдено в Аксуме, но более искусно сделанный тип встречается в Матаре (Wilding in Munro-Hay 1989; Anfray 1966). There are a number of these from Aksum, and a more elaborated type was commonly found at Matara (Wilding in Munro-Hay 1989; Anfray 1966). Бывают сосуды, на которых кресты вырезаны, и к тому же сопровождаются монограммами и другими символами. Латинский (с удлиненной нижней частью вертикальной линии) крест - нетипичен, но иногда встречается, основным же типом креста является греческий, с равными линиями.
+Иллюстрация 63. Рисунок бронзовой монеты (диаметр 17 мм) аксумского царя Израела с греческим крестом в круге из точек.
+Иллюстрация 64. Рисунок серебряной монеты (диаметр 16 мм) аксумского царя Уазены (Wazena) с греческим крестом в обрамлении арки, сходно с дизайном серебряной монеты Армаха (Armah), рис. 16.
+Иллюстрация 65. Рисунки серебряной монеты (диаметр около 17 мм) с монограммой AGD (под аркой - инкрустированный золотом крест), а также двух серебряных и двух бронзовых выпусков царя Иоэля (Ioel) (диаметр от примерно 12 до примерно 14 мм соответственно) с разнообразными изображениями креста: крест в круге, ручной крест, кресты в латинском и греческом стилях.
**Фотографии монет с
монограммой AGD/ADG - http://www.zeno.ru/showgallery.php?cat=3471;
Фотографии монет Иоэля - http://www.zeno.ru/showgallery.php?cat=3474
Авторство используемой по сей день литургической музыки, сохранившейся благодаря памяти и системе нотной записи (Buxton 1970: 154ff), приписывается дьякону Йареду, жившему в шестом веке, в царствование Гэбра Мэскаля, сына Калеба. [http://www.tadias.com/2007/11/29/st-yared-the-great-ethiopian-composer/] О нем рассказывают, что он настолько улучшил скучные песнопения своей эпохи, что во время его выступления перед Гэбра Мэскалем и певец, и царь так увлеклись, что копье царя, на которое тот опирался, пронзило Йареду ступню, но никто из них этого не заметил. [http://www.st-gebriel.org/Styared/gab_yared_music.htm] О Йареде существует множество легенд, однако из сохранившихся до наших дней нет ни одной старше пятнадцатого века. Единственное древнее упоминание о музыке имеется в рассказе Малалы о византийском посольстве, где сообщается, что какие-то аксумиты из числа окружавших Калеба при его появлении на движимой слонами повозке, играли на флейтах (ed. Migne 1860: 670). [**В русском переводе на трубах: “и трубы издавали приятные звуки”] Тем не менее, вполне возможно, что в распоряжении аксумитов были какие-то из музыкальных инструментов, известных в современной Эфиопии, такие как барабаны (в которые, начиная по крайней мере со средних веков, били перед царями и знатью), тамбурин, систр (tsanatsil), однострунная скрипка (masinqo), или begena и krar, большая и малая разновидности эфиопской арфы или лиры.
**Систр (погремушка) http://lucyexhibition.hmns.org/press_images/Sistrum.jpg (отсюда - http://www.lucyexhibition.com/press.aspx); http://www.hmml.org/exhibits/EthiopiaExhibit/Rattle.html
Барабаны (кеберо) – фото: http://www.galen-frysinger.us/africa/axum10.jpg (отсюда - http://www.galenfrysinger.com/st_mary_of_zion_axum_ethiopia.htm); http://www.galen-frysinger.us/africa/addis08.jpg (отсюда - http://www.galenfrysinger.com/addis_ababa_ethiopia.htm); http://frysingerreunion.org/1/africa/ethiopia14.jpg ; http://frysingerreunion.org/1/africa/ethiopia15.jpg (отсюда - http://www.galenfrysinger.com/lalibela_ethiopia.htm)
В действии: http://youtube.com/watch?v=qJ6Vpuedzz4
Masinqo:
http://youtube.com/watch?v=Xfw_zA3ccNk
http://youtube.com/watch?v=zlK3UvEECSI
Арфа Begena используется в духовной музыке:
http://youtube.com/watch?v=Qnes19ERSBM
http://youtube.com/watch?v=0tO3ljDzpmM
http://youtube.com/watch?v=0sWjMgANo5o
http://youtube.com/watch?v=6EFJyGFi46s
Арфа Krar – в светской, традиционной:
http://youtube.com/watch?v=f5OF31BPB1c
http://youtube.com/watch?v=srzDFAe8gFc
и современной - крар вместо электрогитары:
http://youtube.com/watch?v=-XD3pmPwkqY
и крар вместе с электрогитарами:
http://youtube.com/watch?v=qkYLTRmHJ3o
К оглавлению - http://odnapl1yazyk.narod.ru/Aksum.htm
