Стюарт Мунро-Хэй.
Аксум. Африканская цивилизация эпохи поздней античности.
Английский текст книги в pdf-формате, с частью иллюстраций см. здесь
- http://www.dskmariam.org/artsandlitreature/litreature/pdf/aksum.pdf
и здесь - http://meochurch.org/img/pdf/aksum.pdf;
в переводе перед сопровождающим текстом тех иллюстраций, которые имеются в
сетевой версии, стоит знвак "+" (плюс), ну а если таковые там
отсутствуют - "-" (минус). Карта-план с указанием мест раскопок в
северной Эфиопии и Эритрее - http://hometown.aol.com/_ht_a/atobrukh/archaeology/matara/UNMEEmap.html#matmapjumpmap2
(мелковата, но, тем не менее, вещь полезная).
Аксумские монеты - http://www.zeno.ru/showgallery.php?cat=2260
1. Вступление.
Цель этой книги - представить древнюю африканскую цивилизацию Аксума более
широкому кругу читателей, нежели тот, что был до сих пор охвачен текущими
публикациями специалистов. Эфиопское царство, имевшее в течение первых 6-7
веков нашей эры своим центром город Аксум на севере страны в провинции Тиграй,
до сих пор остается, в общем-то, малоизвестным. В большинстве современных книг,
посвященных древним цивилизациям Африки или эпохе поздней античности, его
история и культура, как правило, игнорируются, или, в лучшем случае,
удостаиваются лишь краткого упоминания. Возможно, учитывая скудость
опубликованного материала, авторов подобных сводов не стоит осуждать за то, что
они им пренебрегают; те же, кто, тем не менее, включают его в свои произведения,
по большей части повторяют те же смутные очерки истории аксумитов, что можно
встретить и в более ранних работах. Раскопки в Эфиопии 1950-70-ых годов и недавние исследования ряда ученых расширили диапазон наших сведений об
истории и цивилизации этой страны, так что настало время представить Аксум
заинтересованным читателям, а также студентам, изучающим древнюю историю.
Государство аксумитов соседствовало с одной из великих торговых артерий
древности - Красным морем, и через свой порт Адулис активно участвовало в
событиях современной ему эпохи. Его связи с другими странами, будь то военные
кампании, торговые предприятия или культурный и идеологический обмен, сделали
Аксум составной частью международного сообщества того времени, возможно,
периферийной с романо-центричной точки зрения, но, тем не менее, связанной
напрямую с народами юга и востока, как в Римской империи, так и за ее
пределами. Положение Аксума в мировой торговле и дипломатии, соединявшего
посредством Красного моря средиземноморские провинции Рима с Южной Аравией,
Персией, Индией, Шри Ланкой и даже Китаем, слишком крепко вплело его в сеть
коммерции, чтобы оставлять его без внимания.
+ Картв A. Аксум и Эфиопия, Судан, Красное море, Аравийский полуостров, Персия, Индия и Цейлон.
Не так уж и важно, нанес ли Аксум, как утверждают иные, coup-de-grace
(смертельный удар) древнему царству Мероэ, находившемуся на территории
современной республики Судан, или нет, он, как бы то ни было, оказывал
серьезное влияние на народы, населявшие долину Нила, а также на южноаравийские
царства по ту сторону Красного моря. Что же касается истории африканской
цивилизации, Аксум занимает в ней место сразу же вслед за Египтом фараонов и
Птолемеев, и Мероэ; каждое из этих государств было до своего падения
единственной всемирно признанной независимой африканской монархией, обладавшей в свою эпоху
значительным политическим статусом. Эфиопия аксумитов, однако, во
многом отлична от первых двух. Ее экономика базировалась не на плодородии
долины Нила, а на эксплуатации Эфиопского нагорья и красноморской торговле: в
отличие от Египта и Мероэ, в Эфиопии аксумитов сообщение было связано не со
сравнительно простым для навигации течением великой реки, а с освоением гораздо
более труднодоступных маршрутов, проходивших по высокогорью и речным долинам с
крутыми склонами. Международная торговля сильно зависела от морских путей, и
потому требовала особого чутья в управлении. Весьма важно то, что Аксум был
достаточно удален, чтобы избегать открытых столкновений с Римом или же Персией,
и в отличие от Египта, Южной Аравии и Мероэ, никогда не подвергался ни завоеванию, ни карательным экспедициям со стороны современных ему супердержав. Даже
значительные изменения в соотношении сил на Красном море и соседних с ним
областях, вызванные подъемом ислама, в какой-то степени случились благодаря
Аксуму. Именно эфиопский правитель позднеаксумской эпохи предоставил убежище и
свое покровительство первым последователям пророка Мухаммеда, дав новому
религиозному движению передышку, в которой оно так нуждалось. Эфиопия, царство
"najashi хабашат", как называли
арабы этого правителя, пережила крушение доисламской политической и торговой
системы, однако ее древняя столица Аксум стала одной из жертв этого переворота:
под влиянием разных факторов правительство страны переместилось из Аксума в
другие центры. Эфиопское царство сохранило независимость даже несмотря на то,
что укрепление империи мусульман сделало его непосредственным соседом этой
сверхновой военной державы. Однако в результате распространения ислама за
Красное море Эфиопия утратила власть над приморскими областями. Тем не менее,
прямые наследники аксумского царства в Эфиопии, хоть порой и
оказывались в отчаянном положении, все же сохранили свою независимость, а вместе с ней
сумели сохранить до наших дней и некоторые характерные особенности своего
древнего образа жизни.
Аксумиты создали вполне зрелую цивилизацию, знания о которой были значительно
расширены недавними раскопками. Вклад Аксума в такие области как архитектура и
керамика самобытен и вместе с тем впечатляющ. Введение огласовок в эфиопском
письме (геэз) позволило Аксуму, единственному из древних африканских
государств, не считая Египта и Мероэ, оставить письменное наследие, благодаря
которому мы теперь можем получить некоторое впечатление об образе мысли и
действий аксумитов из их собственных записей. К тому же, единственные в Африке,
они выпускали монеты, имевшие ряд примечательных черт, в частности золотые инкрустации на серебряных и бронзовых монетах. Эти монеты, само наличие
которых уже говорит о прогрессивной экономике и амбициозных политических
перспективах, содержат легенды на греческом языке и геэз, называющие поименно
аксумских царей, сменявших друг друга
на троне в течение примерно 300 лет. Таким образом, данные нумизматики могут
быть взяты за основу при хронологизации истории царства.
Обрисуем вкратце основные вехи истории аксумитов, а также положение Аксума в
современном ему мире; в последующих главах все это будет рассмотрено подробнее.
Происхождение аксумитов до сих пор точно не установлено, однако сильное
южноаравийское влияние в архитектуре, религии и культурных особенностях
предаксумского периода обнаруживается примерно с пятого века до н.э., и, вполне
очевидно, что в этот период контакты с противоположным берегом Красного моря
были очень тесными. Под столь ранней датой в эфиопских надписях
засвидетельствовано царство, называвшееся D`MT (возможно следует читать Da`mot
или Di`amat), и хотя период между ним и становлением Аксума примерно в начале
христианской эры является для нас пока "Темным веком" эфиопской
истории, можно предположить, что монархия D`MT и наследники оной, а также
прочие эфиопские чифдомы,
в какой-то мере продолжали ту же "эфио-сабейскую" цивилизацию вплоть
до подчинения их Аксумом. Между этими двумя периодами наблюдается несомненная
лингвистическая и религиозная преемственность, хотя многие черты цивилизации
аксумитов отличаются от более раннего материала существенным образом.
Аксумский период Северной Эфиопии занимает промежуток в 6-7 веков примерно от
начала нашей эры, его продолжением стали гораздо более известные средневековые
эфиопские царства, соответственно располагавшиеся в более южных областях Ласта
(Lasta) и Шева (Shewa/**Шоа). Семитоязычный народ, называвшийся аксумиты или
хабаш (абиссинцы), сосредоточенный вокруг столичного города Аксум в западной
части провинции Тиграй, взял под свой контроль как горные, так и приморские
области северной Эфиопии. Им удалось, использовав ряд благоприятных
обстоятельств, о некоторых из которых мы пока можем только строить догадки,
превратиться в доминирующую силу (power group/ **силовая группировка)
региона и создать весьма самобытную цивилизацию в области, ныне представленной
провинцией Тиграй, к северу от которой находится Эритрея, где они получили
выход к берегу Красного моря через порт Адулис.
Надписи аксумитов - важный, и весьма необычный для столь южной области Африки,
источник информации - упоминают ряд подчиненных царей или вождей, так что,
по-видимому, развивающееся государство постепенно поглощало своих более слабых
соседей, однако нередко сохраняя традиционных правителей в качестве
наместников-данников. Титул negusa nagast, т.е. царь царей, который
использовали аксумиты и последующие эфиопские правители вплоть до смерти последнего
императора, Хайле Селассие, является своего рода отображением нестрогой
федерации под властью монархии аксумитов, которые распространили ее на большую
часть Эфиопии и соседние земли.
Уже в первые века н.э. аксумиты сумели, предположительно благодаря сочетанию
таких факторов, как военное превосходство, доступ к ресурсам, а также
богатство, связанное с благоприятным месторасположением на торговом пути,
идущем из долины Нила к Красному морю, распространить свою гегемонию на
множество народов северной Эфиопии. Этот процесс вызывает немалое восхищение;
всякий, кто знаком с регионом, легко может представить себе сложности
подчинения разнообразных племенных групп, рассеянных на пространстве от низин
красноморского побережья до гор и долин хребта Семьен к юго-западу от Аксума.
Одна из аксумских надписей, на так называемом Monumentum Adulitanum (**см.
текст этой надписи в сочинении Космы Индикоплова Космы Индикоплова
/ рисунки из сочинения Космы рисунки из сочинения Космы
), содержит подробности военных действий, шедших в условиях, которые всего лишь
в пределах 250 км эфиопской территории изменялись от снега и мороза гор Семьен
до безводных соленых равнин восточных низин. Наивысшая точка в горах достигает
4620 м, а самая низкая, в пустыне Данакиль - примерно 110 м ниже
уровня моря, и хотя военные действия не доходили до этих крайних пределов,
природное разнообразие страны, которую аксумиты пытались подчинить себе, они
иллюстрируют в достаточной мере. Подобные военные походы последовательно
продолжались для сохранения контроля над путями, которые вели в область
египетской границы и на другой берег моря, туда, где теперь находятся Йемен и
Саудовская Аравия.
Правители аксумитов были в достаточной степени эллинизированы, чтобы
использовать греческий язык, что было довольно рано отмечено в греческом
морском руководстве, называемом Перипл (Periplus) Эритрейского моря,
документе, который датируют по-разному в промежутке от середины первого до
третьего века н.э.; современные точки зрения сходятся на том, что наиболее
вероятная дата приходится на первый век н.э. или начало второго. Несколько
позднее греческий язык становится одним из традиционных языков надписей и монет
аксумитов, в связи с тем, что он был lingua franca стран, с которыми они
торговали.
К концу второго или началу третьего века н.э. аксумиты усилились в достаточной
мере, чтобы распространить свою военную активность на Южную Аравию, и там их
власть над значительной областью подтверждается надписями самих их аравийских
противников - процесс, полностью обратный уже упоминавшемуся более раннему
южноаравийскому влиянию в Эфиопии.
Памятники и археологические находки в Аксуме и других поселениях
свидетельствуют о развитии, с ростом благополучия объединенного Аксумского
царства, целого ряда городских центров со множеством местных искусств и
ремесел, демонстрирующих наличие высокотехнологичных навыков, а также активной
внутренней и внешней торговли. Надписи и другие источники указывают на усиление
роли Аксума в международных отношениях той эпохи как внутри Африки, так и за морем.
Почти полное отсутствие стен у городов, в том числе и у Аксума, по-видимому,
предполагает сравнительно мирное внутреннее состояние, хотя в надписях
упоминаются отдельные мятежи среди подчиненных племен. Эксплуатация с/х
потенциала региона, который в то время местами был, вероятно, много выше
нынешнего и к тому же мог быть увеличен при помощи ирригации, водохранилищ и
техники террасного земледелия, позволила городским сообществам развиться до
существенных размеров. Возможно, наиболее известные символы особого
мировоззрения и стиля аксумитов - огромные гравированные монолиты, некоторые из
которых стоят до сих пор - были возведены, чтобы увековечить их мертвых
правителей; а кроме того, они являют собой свидетельство серьезных навыков
аксумских каменоломов, инженеров и резчиков по камню,
входя в ряде случаев в число наиболее крупных из цельных камней,
использовавшихся людьми в древности.
Процветание, о котором свидетельствуют подобные произведения, происходило из
ключевой позиции Аксума в эксплуатации некоторых дорогостоящих предметов
роскоши, доставлявшихся как посредством местной торговли из областей, бывших
под непосредственной властью Аксума, так и кораблями издалека. В нашем
распоряжении имеются отчеты о торговле такими драгоценными товарами, как
панцири черепах с островов Дахлак (Dahlak) близ Адулиса, обсидиан, также с
островов Красного моря, слоновая кость с противоположного берега Нила, рог
носорога, ладан и изумруды из земель (**народности) беджа (Beja) в горах
у Красного моря. За суданское золото расплачивались солью пустыни Данакиль,
скотом и железом. Кроме того, в аксумский экспорт входили такие товары, как
цибет (**или цибетин), специи, кожи и шкуры животных.
Царские титулы из надписей свидетельствуют о претензиях Аксума на контроль над
областями, где добывались некоторые из этих видов экспорта, включая местности
таких соседних регионов, как древние царства кушитов и мероитов, земли народов
ноба (Noba;
**нубийцев) и беджа, другие районы Африки, которые невозможно
идентифицировать в настоящее время, и даже местности в южной Аравии. Возможно,
эти претензии до некоторой степени представляют собой лишь благие пожелания,
однако всеобщее процветание и слава этой страны заставили персидского
религиозного лидера Мани объявить Аксум третьим из мировых царств конца
третьего века. В какой-то мере такая репутация находит свое подтверждение в
собственном производстве монет, выпускавшихся примерно в это же время, что
ставило страну в один ряд с немногими другими современными ей государствами,
чьи богатство и политический статус позволяли им чеканить золотые монеты: Рим,
Персия (в меньшей степени), а в третьем веке еще и Кушанское царство на севере
Индии.
По сообщениям разных древних авторов, значительную часть Аксумского импорта
составляли товары в диапазоне от вин и оливкового масла до тканей, железа,
стекла и изделий из драгоценных металлов, однако, при раскопках в столице и
других городах, в захоронениях и жилых постройках также были обнаружены сосуды
для хранения других продуктов и образцы, отличные от перечисленных выше.
Подобные находки позволяют выдвинуть некоторые идеи относительно социальной
структуры и образа жизни аксумитов, поскольку захоронения в какой-то мере
раскрывают их отношение к смерти и представления о загробной жизни. А в этой
сфере во второй четверти четвертого века, когда царь аксумитов Эзана, ранее
поклонявшийся богам, отождествлявшимся с такими греческими божествами как Зевс,
Посейдон и Арес, был обращен в христианство, произошла радикальная перемена. С
этого момента на монетах и надписях в знак царской поддержки новой религии
древние мотивы диска и полумесяца, представлявшие прежних богов, заменяются
крестом, хотя возможно для распространения христианства в более отдаленных
регионах владений аксумитов потребовалось немало времени. В аксумских надписях
этого периода используются три разновидности письма и два языка: геэз, местный
язык, на котором писали особой скорописью и южно-аравийским монументальным
письмом (эпиграфическим южно-арабским, или ESA), и греческий - международный
язык торговли на Красном море и эллинизированном Востоке.
/**Стела
в Матаре с символом “диск и полумесяц” (вверху) и надписью южноаравийским
письмом (на уровне глаз)
/**серебряная
монета Эзанаса до обращения со старым языческим символом диск и полумесяц
/**
бронзовая монета Эзанаса после обращения с крестом по центру реверса /
Принятие христианства, вероятно, в какой-то мере было попыткой подстроиться под
Римскую империю, однако, похоже, это не было раболепное послушание с целью
извлечения политических выгод. В 330 году н.э. александрийский патриарх
Афанасий назначил тирянина по имени Фрументий, прожившего в Аксуме несколько
лет, первым епископом Аксумским, и, по-видимому, таким образом положил основание
традиции производить назначение на епископский престол Аксума в Александрии.
Примерно в 356 году н.э. император Констанций II написал Эзане послание с целью
убедить его подвергнуть Фрументия испытанию веры у его
собственного назначенца в Александрии, епископа Георгия Каппадокийского,
который, как и император, примкнул к арианской ереси. В таких обстоятельствах,
сложившихся в церковной политике, Аксум, похоже, последовал за Александрией и
отказался принимать новшества, предложенные Констанцием. После Халкедонского
собора 451 года вселенская церковь разделилась, и Аксум, вместе с Египтом и
большей частью востока, откололся от так называемой мелькитской или имперской
церкви и последовал за монофизитским толкованием естества Христова, которого
Эфиопия придерживается до сих пор.
**Русский
перевод “Защитительного слов к императору Констанцию” Афанасия Великого,
содержит текст письма Констанция к эфиопским правителям Эзане и Сазане http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Byzanz/IV/340-360/Athanasios_Veliky/zashit_slovo_konstantius.htm
Об Аксуме пятого века известно немного, в шестом же веке царь Калеб возобновил
претензии аксумитов на своего рода контроль над Йеменом, организовав вторжение,
которое было предпринято под предлогом спасения местных христиан от постоянных
преследований со стороны недавно возвысившегося иудейского правителя Йусуфа
Асара (Yusuf Asar), хотя затруднения в международной торговле, а также,
возможно, опасения, вызванные новой, проперсидской политикой в Аравии, могли
быть для Аксума, при теневой поддержке Константинополя, более существенными
мотивами для вмешательства. Вторжение удалось, и Калеб назначил нового
правителя. Однако Аксум, похоже, был не в состоянии удержать свои заморские
завоевания, и вскоре военный переворот привел к смещению царя, ставленника Калеба,
которого сменил некто Абреха (**у Прокопия КесарийскогоАвраам). Последний сумел удержаться, несмотря на
последовавшее вторжение войск аксумитов, и позднее, как утверждает
современник тех событий историк Прокопий, пришел к примирению с наследником Калеба.
Как бы то ни было, в течение шестого и седьмого веков положение Аксума все
более осложнялось. За независимостью Йемена последовал его захват Персией при
сасанидском правителе Хосрове I (531-579), далее захват персами Римского
Востока продолжился завоеванием Сирии и Египта при Хосрове II. По-видимому,
вследствие этого поток аксумской торговли изрядно иссяк, и эпоха экспансии
царства закончилась. Затем последовали арабские завоевания середины седьмого
века, и вся экономическая система, на которой держалось благополучие и
процветание Аксума прекратила свое существование. Христианская Эфиопия сохранила
контроль над высокогорьем, но, как бы отвернувшись от моря, в века,
последовавшие за наступлением ислама, она стала больше обращать свой взор на
юг, нежели на восток.
С удалением центра царства из Аксума, город превратился в тихое захолустье,
лишенное политического значения. Археологические раскопки, проводившиеся там,
не выявили ничего существенного в захоронениях или жилых постройках,
относящихся к более позднему времени, и по-видимому около 630 город перестал
быть столицей, хотя и продолжил, правда в значительно меньшем масштабе,
выполнять роль религиозного центра и места, где время от времени проводились церемонии
коронации последующих династий. Крупные владения в пределах города сперва
были захвачены или застроены самовольными владельцами, причем в некоторых
случаях это, по-видимому, происходило еще в правление последних царей,
выпускавших монеты, затем постепенно их покрывает материал занесенный стоками с
обезлесивших гор. Истощение почвы и климатические изменения, в сочетании с
рядом других факторов, в конце концов вынудили правителей перенести столицу в
какое-то другое место. Геэзские сообщения предполагают, что это сделал уже
тот самый najashi (негус или царь), чья смерть записана в арабских
источниках под 630 годом, и который был современником Мухаммеда. Утверждают,
что, по всей вероятности, он захоронен не на древнем царском кладбище, а в Weqro
(Wiqro, Wuqro) к юго-востоку от Аксума. Примерно в это же время у арабских авторов названия начинают упоминаться других эфиопских столиц.
/**Wiqro/Wukroтакже считается местом захоронения
царицы Гудит. Статья о новых
археологических находках в Wukro -http://www.jimmatimes.com/article.cfm?articleID=17454/
Таким образом, скорее всего, город Аксум оставался важным центром
примерно с первого по седьмой века н.э. Богатство, приобретавшееся за счет контроля
над значительной частью горной Эфиопии, и широкая торговля с Римским миром,
поддерживали его до конца шестого века, однако затем сперва персидские, а затем
арабские завоевания сначала разорвали его коммерческие связи, а впоследствии
сделали совершенно невозможным восстановление в какой-либо форме торгового пути
по Красному морю из Адулиса в Римский мир. Несмотря на то, что могучее
эфиопское государство продолжило свое существование в высогорье, прежний центр,
чьи торговые преимущества ушли в прошлое, и пригороды которого утратили
способность кормить большое население, ужался до состояния небольшого городка
или даже селения, и лишь священное подворье собора Марии Сионской, стелы,
обвалившиеся по большей части, да богатый набор местных легенд сохранили память
о его истории.
2. Легенда, литература и археологическое открытие.
1. Легенды Аксума.
Сегодня город Аксум - всего лишь районный центр, даже не столица, северной
эфиопской провинции Тиграй, где он находится. В прочем, несмотря на свою
сравнительно малую значимость в настоящее время, прежнее положение Аксума
находит свое отражение в центральном месте, которое он занимает в структуре
легенд, составляющих традиционную историю Эфиопии. Для народа Эфиопии он и по
сей день - древняя резиденция и столица царицы Шебы, второй Иерусалим и
местопребывание Ковчега завета. Один из текстов называет этот город "царским
троном царей Сиона, матерью всех земель, гордостью целой Вселенной,
драгоценностью царей" (Levine 1974: 111). Собор Марьям-Цейон, или Марии
Сионской, называемый также Gabaza Aksum, был святая святых Эфиопского
христианского царства, и до сих пор считается домом Ковчега, как полагают,
доставленного из Иерусалима первым императором, Менеликом. Предание гласит, что
он был сыном царя Соломона и царицы Шебы, зачатым во время знаменитого визита
царицы в Иерусалим. Хоть в легендах и не сохранилось никакой информации о древних
аксумских правителях, в действительности построивших дворцы и установивших
гигантские каменные обелиски или стелы, которые поныне стоят в нескольких
местах в окрестностях города, местная традиция во множестве случаев приписывает
эти памятники Менелику либо Македе, царице Шебе или царице Азаба (Azab) (Азаб - юг). Эти легенды и сегодня являют собой действенную силу в
Аксуме, к примеру, большой особняк, раскопанный недавно в районе
Дунгур, к западу от Аксума, тут же вошел в местные легенды в качестве
"дворца царицы Шебы" (Chittick 1974: 192, n. 28).
**Дунгурский
дворец - http://en.wikipedia.org/wiki/Image:Ruins_in_Aksum,_Ethiopia.jpg
- Иллюстрация 1. Миниатюра из эфиопского Псалтыря XV-ого века, изображающая
царя Соломона, предполагаемого прародителя эфиопской монархии. Фото
B. Juel-Jensen.
В сказаниях, описывающих жизнь Эфиопии до правления царицы Шебы, Аксум занимает
важное место. Сказание о местном святом, Маркоревосе (Marqorewos), утверждает,
что Аксум прежде назывался Ацабо (Atsabo) (Conti Rossini 1904: 32). Matshafa
Aksum, или "Книга Аксума" (Conti Rossini 1910: 3; Beckingham and
Huntingford 1961: 521ff), краткий эфиопский (геэз) труд семнадцатого века, или
чуть ранее, гласит, что изначально город был построен на месте называемом Мазебер (Mazeber - 'руины'), где находилась могила Итйописа (Ityopis), сына Куша, сына Хама, сына
Ноя. Сооружение, называемое "могила Эфиописа (Ethiopis)" (Littmann
1913: II, taf. XXVII) до сих пор показывают неподалеку от Аксума, чуть западнее
современного города, в районе, где руины множества крупных сооружений древней
столицы все еще остаются нераскопанными. Затем Македа переместила город на
территорию, называемую `Aseba, от которой она, говорят, и получила свое имя -
царица Сабы (Шебы). В третий раз строительство города, как утверждается,
осуществили цари Абреха и Ацбеха (Atsbeha). Арабский автор шестнадцатого века,
описывая то, каким образом во время наступления войск мусульман tabot
или Ковчег был перенесен из аксумского собора в безопасное место, говорит об
Аксуме: "Неизвестно, кто построил его; некоторые говорят, что это был Зуль-Карнайн
(Dhu al-Qarnayn) (т.е. Александр Македонский). Одному лишь Богу ведомо все"! (из Futuh
al-Habasha, Arab-Faqih; de Villard 1938: 61-2 /**Араб-Факих "Истории завоевания Абиссинии"/).
Ряд современных авторов (напр. Doresse 1956, 1971; Kitchen 1971) высказали
предположение, что легендарной "землей богов" древних
египтян мог быть либо Тиграй, либо район судано-эфиопской границы, а вовсе не
Аравия или Рог Африки. Эта самая страна Пунт, производившая ладан и прочие
экзотические ценности, куда фараоны направляли свои корабли, могла быть по
крайней мере одной из областей, входивших какое-то время в обширное Аксумское
царство. Египетские экспедиции в Пунт известны уже в эпоху Древнего Царства,
третье тысячелетие до н.э., однако самый знаменитый рассказ относится ко
времени Нового Царства, правлению царицы Хатшепсут, пятнадцатый век до н.э. Она
столь гордилась своей великой международной торговой экспедицией, что велела
выгравировать подробные рельефы, изображавшие ее, на стенах своего
погребального храма в Дейр-эль-Бахри (Dayr al-Bahri) напротив Фив, древней
египетской столицы, на другом берегу Нила. Сохранившиеся рельефы показывают,
что уже тогда данная область имела верховную власть, а ее население с
готовностью торговало с пришельцами местной продукцией, за которой признается
африканское происхождение. Аксум и по сей день является центром сортировки и дальнейшей
перепродажи ладана, производимого в регионе, и неисключено, что прибрежные
стоянки, которые посещали древние египтяне, приобретали ладан из тех же
источников. Предполагается, что Пунт находился в глубине континента напротив (**острова)
Савакин (Sawakin) и северной части эритрейского побережья (Kitchen 1971;
Fattovich 1988, 1989i), и, помимо большого сходства её продукции с продукцией
пограничной области Судана и Эфиопии, египетский иероглифический текст,
кажется, подтверждает её тождественность с Эфиопским нагорьем, упоминая о ливне
в стране Пунт, ставшем причиной наводнения на Ниле (Petrie 1888: p. 107).
Надпись датируется временем двадцать шестой египетской династии, а знание о
стране Пунт, похоже, сохранялось даже в период персидского владычества в Египте,
когда царь Дарий в надписи 486-5 до н.э. упоминает о том, что пунтиты прислали
дань, или, по крайней мере, он на это претендует. Одна из крайне интересных
египетских надписей, из фиванской гробницы 18-ой династии, даже описывает
торговые суда пунтитов или точнее плота с треугольными парусами
(Save-Soderbergh 1946: 24), для перевозки пунтских товаров, что указывает на
то, что Египет не был единственной активной стороной в этой коммерции, и что
местные народы Красного моря также занимались мореходством, или по крайней мере
перевозили свои товары по воде на какое-то расстояние (Sleeswyk 1983)
самостоятельно.
Возвращаясь к непосредственно аксумским делам, “Книга Аксума”
утверждает, что основателем этого города был Аксумауи (Aksumawi), сын Итйописа
(Ityopis) (Эфиописа - Ethiopis), и внук Ноя, а имена его потомков ("отцов
Аксума") породили названия разных других местностей. Его сыном был
Malakya-Aksum, а внуками Sum, Nafas, Bagi'o, Kuduki, Akhoro и Fasheba (Littmann
1913: I, 38). В других легендах (Littmann 1947) говорится, что когда-то страной
правил царь-змей, Arwe или Waynaba, и он ежегодно требовал в качестве дани юную
девушку. Возможно, это сказание отражает воспоминания о культе змеи в регионе.
Будучи чужеземцем, Angabo, по своем прибытии спас девушку, выбранную для уплаты
дани, и убил чудовище. За это Angabo заслуженно был избран людьми царем, а
одним из его потомков была Македа. Иногда легенды утверждают, что сама Македа и
была той назначенной жертвой, а одновременно и наследницей царства.
Существенным элементом всего этого является стремление закрепить тем или иным
образом за Аксумом легенды, касающиеся древнего происхождения Эфиопии.
Англичанин Натаниэль Пирс (Nathaniel Pearce), живший в Эфиопии в начале
девятнадцатого века, сообщал (Pearce 1831), что эти рассказы по-прежнему в ходу
у эфиопов: "Вечерами, когда мы сидели с Озоро (Ozoro), она рассказывала мне
глупые сказки об Аксуме, среди которых была длинная история об огромном змЕе,
который правил страной ... и который иногда объявлялся в Тембене (Temben), хотя
Аксум был любимым из двух его мест обитания." Позднее Пирсу показали
нечто, напоминающее пресс для фруктов, но истолкованное им как приспособление,
"сделанное древними, для приготовления в нем своего рода строительного
цемента"; а его друг-эфиоп поведал ему, что на самом деле эта емкость
предназначалась для змЕевой пищи.
Происхождение этих легенд восходит к какому-то неизвестному периоду после
обращения царства в христианство при правлении в Аксуме царя Эзаны в четвертом
веке н.э., а в некоторых случаях и к более раннему времени, когда в страну
проникли некоторые иудейские традиции. Подобные легенды имели также
политическую функцию: они обеспечивали национальные институты родословными. В
более позднюю эпоху существовало поверье, что все служители государства,
начиная от самого царя и ниже, происходят от группы лиц, сопровождавших Ковчег
из Иерусалима в Аксум (Budge 1922: 61). Нет никаких сомнений, что христианские
священники, подыскивавшие своей религии родословную подревнее, дабы производить
большее впечатление на язычников и неверующих, были заинтересованы в создании
этих сказаний, cвязывавших Эфиопию с Соломоном и Шебой. Сами цари Эфиопии,
беспокоившиеся об обретении престижа за счет древних и почитаемых династических
предков, вряд ли могли рассчитывать на более величественную пару в качестве
предполагаемых прародителей. Даже в официальной Конституции Эфиопии, вплоть до
конца правления императора Хайле Селассие, династия рассматривалась как идущая
по прямой линии от Соломона и царицы Шебы через их мифического сына, императора
Менелика I (Menelik I).
Реальные события эфиопской истории, предшествовавшие двум последним
тысячелетиям, затерялись в тумане древности, однако эфиопскими хронистами были
предприняты доблестные попытки заполнить огромный пробел между правлением
Менелика I и эпохой аксумских царей. Списки царей, составленные ими (все они,
сохранившиеся до наших дней, сравнительно недавнего происхождения), приводят
длинный ряд правителей, покрывающий весь промежуток от Менелика через аксумский
период до более поздних Загве и "Соломоновой" династии (Conti Rossini
1909). Нет никакого смысла приводить большую часть этих имен, однако некоторые
наиболее важные и почитаемые потомки Менелика I заслуживают упоминания ввиду их
значимости для эфиопской традиции.
- Иллюстрация 2. Встроенный в одну из стен собора Марьям-Цейон в Аксуме так
называемый “камень Базена” (Bazen), на который водружена “стела с копьями”
(Stele of the Lances).
(**еще здесь - http://www.galenfrysinger.com/st_mary_of_zion_axum_ethiopia.htm)
**Судя по
снимку, это где-то возле той часовенки (или старой колокольни), относящейся к комплексу собора Марии
Сионской, где хранятся старинные книги. Так что под стеной в описании, видимо, подразумевается не стена
самого собора, а стена-ограда на территории, к нему примыкающей. Сама же
гробница, приписываемая этому легендарному царю находиться на южном склоне горы
Май Кохо (Mai Qoho)
в районе юго-восточного поля стел, откуда начинается ряд тронов, ведущий к
собору Марии Сионской. /
http://flickr.com/photos/aksum06/1656452475/
http://flickr.com/photos/aksum06/1657323344/
http://flickr.com/photos/aksum06/1657321708/
**
План комплекса “гробница царя Базена” см. здесь - http://www.fortunecity.com/victorian/bacon/313/bazen.htm (в FF открывается плохо, лучше смотреть в IE)
-
**Стела
над “гробницей царя Базена”
http://www.pbase.com/cwillis/image/73555587
Считалось,
что легендарный царь Базен ко времени рождения Христа правил уже восьмой год (одна
из современных трактовок даже числит его среди Трех Царей, явившихся в
Вифлеем). Ему приписывают захоронение в юго-восточном некрополе Аксума у въезда
в современный город по дороге из Адуа. Рядом с собором находится камень,
на котором написано на геэз "Это надгробный камень Базена", однако
когда эта надпись была выбита на самом деле - неизвестно (Littmann 1913:
IV, 49); очевидно, после появления христианства в Эфиопии, поскольку в конце ее
стоит крест. /**Цитата из более поздней книги этого автора “Ethiopia, the Unknown land” (Stuart Munro-Hay, Pamela Taor): “недавнее прочтение
предполагает, что имя скорее Лазен, чем Базен; Лазен – это Bisi-титул царя Калеба.”/ Два наиболее выдающихся правителя в
эфиопской традиции - Абреха и Ацбеха, братья, которые, как утверждают, правили
совместно. Они были обращены в христианство миссионером Фрументием, и их
примеру последовал весь народ. Другим героем аксумских легенд был царь Калеб,
также именуемый Элла-Ацбеха (Ella Atsbeha). Он почитался как великий завоеватель
и христианский герой, чей поход во имя прекращения преследований его
собратьев по вере в Йемене иудейским царем сделала его имя знаменитым во всем
христианском мире. В ряде церковных календарей он признан святым. Утверждают, что Калебу наследовали два его сына, Гэбра Мэскаль (Gabra Masqal) и Исраэль (Israel), и власть их царства, как считают, охватывала не только
физический мир, но и духовный. Местная легенда приписывает Гэбра Мэскалю и отцу
его Калебу необычное двойное погребальное сооружение (Littmann 1913: II,
127ff); в прочем, также считают, что Гэбра Мэскаль похоронен в основанном им
монастыре - Дэбра-Дамо (Dabra Damo), к северо-востоку от Аксума. Наконец в
других легендарных сюжетах выступают Degnajan, Anbessa Wedem и Dil Na'od - цари
в чье правление, согласно традиции, в конце концов случился упадок (Sergew
1972, 203ff). Похоже, в действительности рассказы об этих трех правителях
относятся ко времени после того, как Аксум перестал быть столицей, и, что
интересно, традиция связывает всех этих теоретически "аксумских
царей" с событиями в Шеве (Shewa), Амхаре (Amhara) и других южных
областях, и даже упоминает подробности, предполагающие перенос столицы.
**Гробница Калеба и Гебрэ-Мескаля изнутри
http://flickr.com/photos/maddyswelt/2191635303/
и снаружи http://flickr.com/photos/chrissharp/261276552/in/photostream/
**Гора,
на верхнем плато которой находится монастырь Дэбра-Дамо http://flickr.com/photos/jonclark2000/2396373511/
**Спуск и подъем - по веревке http://flickr.com/photos/jpslim/206366317/
Весьма вероятно, что эта легендарная литература по большей части основана на реальных
фактах и личностях. По крайней мере, рассказ о завоевании Йемена Калебом
повествует о подлинном историческом событии, и главная тема предания об
обращении царства в христианство Фрументием, несмотря на то, что в нем есть,
похоже, разнообразные искажения, также имеет независимое историческое
подтвеждение. Вполне возможно, что когда нам будет доступно больше сведений об
эфиопской истории периода зенита и упадка Аксума, реальность, стоящая за
многочисленными легендами, будет расшифрована и примет вполне прозаическую
форму.
Особенно богаты легендарные сведения относительно пятого века, поскольку именно
тогда в Эфиопию прибыли так называемые “девять святых” (Sergew 1972, 115ff) и
другие иноземные миссионеры. Некоторые из них, по-видимому, были римскими
подданными из сирийских провинций, вероятно искавшими убежища от преследований,
которым подвергались последователи монофизитского толкования естества Христова.
Они расселились по разным районам Аксумского царства, и начали, как
представляется, истинную христианизацию сельского населения Эфиопии, отличную
от официального царского обращения четвертого века, влияние которого было вне
всяких сомнений до некоторой степени ограничено. Вокруг деятельности
миссионеров сложился обширный и завораживающий, полный чудесных событий цикл
легенд, вошедший в различные gadlan ("жития", буквально
"борения") святых. Их появление и деятельность отнесены к правлению
царей пятого и шестого веков: Са'альдобы (Sa`aldoba), Элла-Амиды (Ella Amida),
Тазены (Tazena), Калеба (Kaleb) и Гэбра-Мэскаля (Gabra Masqal). Легендарные
сведения, несомненно, содержат элементы действительности, и похоже миссионеры,
трудившиеся на ниве обращения аксумского населения, оставили свои следы
непосредственно в языке геэз, поскольку они использовали некоторые
арамейские/сирийские слова в своем переводе Библии, который оставался в
употреблении и позднее (Ullendorff 1967).
Один из рассказов, повествующих о конце Аксума, сказание о чужеземной царице по
имени Гудит (Gudit), Judith или Esato, похоже, также имеет реальное отношение к
эфиопской истории второй половины десятого века. Утверждается, что Гудит напала
на Аксумское царство и изгнала царя. Ее войска, по мере их продвижения, теснили
силы царя, крушили города, церкви, хватали добычу в огромном количестве.
Считается, что они подвергли Аксум немалому разрушению, повредив собор, разбив
алтари, и даже опрокинув несколько больших стел. Некоторые арабские историки
частично подтверждают это сказание; один из них, Ибн Хаукаль, (Kramers and Weit
1964) утверждает, что в конце десятого века, иноземная царица сумела овладеть
страной, убив царя. Другой историк просто отметил, что йеменский царь, посылая
дары царю Ирака, включил в них самку зебры, которую ранее прислала ему царица,
правившая Хабаша (Абиссинией - **здесь Хабаша - более поздний арабский термин, а не аксумский или сабейский), и датировал это событие 969-70 н.э.
(el-Chennafi 1976). “История патриархов Александрийских” содержит письмо
от безымянного царя Эфиопии Георгию (Girgis) II Нубийскому, в котором царь,
подвергшийся нападению "царицы (**народа) Бани аль-Хамвиййа (Bani
al-Hamwiyya)", оплакивает свою судьбу, связывая свое бедствие с разрывом
между монархией и патриархией, и умоляет нубийского царя походатайствовать за
него перед Александрийским патриархом (Atiya et al. 1948, 171-2; Budge, 1928ii:
I, 233-4). Между тем, происхождение этой царицы неясно; возможно, она была
правительницей одного из языческих царств, располагавшихся к югу, таких как
Damot.
Португальский священник отец Франсишку Альвареш (Francisco Alvares), написавший
книгу об Эфиопии около 1540 (Beckingham and Huntingford 1961), сообщает, что
Аксум (который он называет "очень хороший [большой] город, называемый
Aquaxumo") ... "был городом, двором и резиденцией (как
говорят) царицы Сабы [чье собственное имя было Македа (Maqueda)]" ...
Еще он писал, что "Aquaxumo был главной резиденцией царицы Кандакии
(титул цариц древнесуданского царства Куш или Касу (Kasu), столицей которого был
Мероэ), [чье собственное имя было Giudich] (Юдифь или Гудит), которая была
началом бытования христианства в стране ... говорят, что здесь исполнилось
пророчество, высказанное Давидом: "Восстанет Эфиопия и прострет к Богу
руки свои" (Psalm lxviii. 31). Итак, они говорят, что они были
первыми христианами в мире". Альвареш объединил языческую/иудейскую
царицу Юдифь и Кандакию (Kandake), "царицу эфиопов", чей
казначей-евнух был обращен в христианство апостолом Филиппом (Acts, ch. 8), и
которую эфиопы склонны считать скорее правительницей Эфиопии, нежели Мероэ;
таким образом, легенды смешивались все больше и больше. Также Альвареш
упоминает "большую и красивую башню ... царского назначения, всю из
тщательно отесанного камня" (предаксумский сабейский храм в Йехе, гл. 4: 1), в качестве еще одного сооружения, которое "принадлежало
Кандакии".
/**Развалины предаксумского храма в Йехе -
Еще (на переднем плане, кажется, стела):
http://flickr.com/photos/ausschussware/2288946874//
/**Фрагмент кладки стены храма в Йехе - http://flickr.com/photos/larkvi/2291570867//
/**Общий вид комплекса в Йехе: развалины языческого храма и одна из древнейших церквей Эфиопии (VI век), церковь абуны Афсе (в стену которой встроены фрагменты фриза древнего храма с изображениями каменных козлов) - http://www.flickr.com/photos/ausschussware/2288944714/in/photostream//
Эфиопские христианские хронисты пытались связать со своей страной еще несколько
событий и пророчеств, упоминаемых в Библии. В древних документах царство
упоминалось как "Aксум" или страна "аксумитов", по
столичному городу и правящей племенной группе или роду. Народ, или возможно
группа народов, включая "аксумитов", также назывался
"хабаша", а страна носила имя Хабашат (Habashat), от которого мы
производим устаревшее название "Абиссиния". Однако, уже в четвертом
веке н.э. царь аксумитов Эзана, в длинном списке своих титулов из двуязычной
надписи, использует в греческой версии слово "Эфиопия" в качестве
перевода для "Хабашат". В оригинальном
употреблении греческое название "Эфиопия" было либо общим
обозначением всех черных народов к югу от египетской границы (как позднее арабы
использовали "аль-Хабаша" или форму множественного числа
"Ахабиш" для таких групп как зандж (Zanj), беджа, и нубийцев,
а заодно и абиссинцев; Tolmacheva 1986), либо, в более узком смысле, указанием
на царство Куш или Касу со столицей Мероэ на суданском Ниле. Но
после падения этого государства и Аксум, и Нубия (Munro-Hay 1982-3)
использовали название "Эфиопия" для своих стран и народов. Таким
образом, библейские упоминания о стране Куш были перенесены (теми христианскими
толкователями, которые решили подарить своей стране древнюю и славную традицию,
берущую начало от Куша, внука Ноя) с Эфиопии мероитов/кушитов на
"Эфиопию" аксумитов.
К четвертому веку н.э. аксумские паломники начинают прибывать в Иерусалим, и
святой Иероним отмечает их присутствие (Cerulli 1943: I, 1). Там же, а также в
Кесарии, были найдены несколько аксумских монет четвертого века (Barkay 1981;
Meshorer 1965-6). Позднее у эфиопов появился в Иерусалиме религиозный дом
(religious house) (Meinardus 1965), который способствовал распространению
растущего интереса к Эфиопии в последующие века, а также сыграл свою роль в
распространении легендарной истории Эфиопии на запад.
Традиционные эфиопские списки царей и хроники важны в том смысле, что в своей,
существующей ныне, поздней форме они показывают, насколько насущными были для
эфиопов на протяжении всей их истории легенды об Аксуме. Нет никаких сомнений в
том, что они недостоверны, поскольку различия в существующих версиях списков
царей, а равно и начинающихся Фрументием списков епископов Аксума, весьма
велики. К тому же в них, за редким исключением, недостает имен царей и
епископов, известных по надписям, монетам и другим источникам. Хоть и были
предположения, будто в случае с царями такое могло произойти из-за обычая
эфиопских правителей иметь в употреблении по нескольку имен (таких, например,
как личное имя, тронное имя, "родовое" имя и т.д.), все же различия в
списках так просто не объяснить. Тем не менее, сводные списки царей, сборники
исторических анекдотов и хроники, а также другие попытки укоренить эфиопскую
традицию в глубокой древности, связав ее с выдающимися личностями, местами и
событиями, ясно указывают на важное значение истории прошлого страны для
средневековых и, в еще большей степени, современных эфиопов. Подобные тексты,
несмотря на то, что их содержание носит отчасти легендарный характер, остаются
свидетельством многовековых усилий эфиопских ученых осмыслить и объяснить свою
собственную историю.
2. Аксум в древних источниках.
Некоторые подробности политической и военной истории Аксума сохранились в
древних документальных источниках, как аксумских, так и зарубежных. Ряд
греческих и римских географов и ученых записали краткие обрывки информации о
современном им Аксуме, а некоторые путешественники, торговцы, проповедники и
посланники добавили в свои записки разнообразные сведения об этой стране.
Похоже, никто из них не обрел истинного представления о царстве - и уж точно
никто не оставил нам ничего большего, чем весьма краткие сведения – но все же и
те доставляют нам, по крайней мере иногда,
хоть какие-то проблески.
Римский писатель Gaius Plinius Secundus — Плиний Младший — чьи заметки об
Эфиопии в его Naturalis Historia по всей вероятности приняли их
настоящую форму в 77 н.э. (Rackham 1948: 467-9), упоминает лишь аксумское
"окно в мир", красноморский порт Адулис, через который шла
международная торговля царства. Другой документ, называющийся Перипл Эритрейского моря, отмечает "город народа, именуемого
ауксумиты (Auxumites)" (Schoff 1912: 23) или "метрополию,
именуемую Аксомит (Axomite) (Huntingford 1980: 20), или "саму
метрополию, которая именуется Аксомитес (Axômitês)" (Casson
1989: 53), и приводит подробности об импортируемых и экспортируемых товарах.
Этот анонимный рассказ, который современные ученые рассматривают либо как
служебное донесение, либо как путеводитель для торговцев и моряков по
известным портам Красного моря и Индийского океана, предположительно датируемый
примерно от середины первого века до начала второго века н.э., также описывает
правителя данной местности. Этот монарх, который почти наверняка и есть царь
аксумитов (однако см. Cerulli 1960: 7, 11; Huntingford 1980: 60, 149-50; Chittick
1981: 186; Casson 1989: 109-10), звался Зоскалес; он представлен человеком
скупым, но доброго нрава и имеющим представление о греческой литературе.
Знаменитий греческий астроном и географ из Александрии Claudius Ptolomaeus —
Птолемей — в середине второго века н.э. описывает Аксум, как местонахождение
царского дворца (Stevenson 1932: 108); наличие в Аксуме процветающего торгового
центра примерно в это же время подтверждено последними археологическими
исследованиями (Munro-Hay 1989).
Персидский религиозный лидер Мани, основатель манихейства, скончавшийся в 276 или
277 н.э., по сведениям его последователей, описал 4 важнейшие царства мира и
включил в это число Персию, Рим, Аксум и Sileos, последнее возможно Китай (Polotsky
1940: 188-9). Это замечание показывает, как далеко простиралась слава Аксума в
современном ему мире. Примерно в это же время аксумиты начали выпуск монет,
прекрасный способ повысит престиж страны в международных отношениях, поскольку
лишь величайшие державы той эпохи выпускали собственную золотую монету.
Около 356 года н.э., римский император Констанций II написал письмо Эзане, царю
Аксума, и его брату Сазане (Sazana), по церковному вопросу. Письмо сохранилось
в Apologia ad Constantium Imperatorem знаменитого Александрийского
патриарха Афанасия (Szymusiak 1958). Также Аксум упоминается в рассказе
(Philostorgius; изд. Migne 1864: 482ff.) о странствиях арианского епископа,
Феофила "Индуса", которого Констанций направил попытаться обратить
аравийские царства; после чего он, похоже, посетил и Аксум. Высказывалось
предположение, будто бы он и доставил письмо Констанция аксумским правителям,
однако Шнайдер (Schneider) (1984: 156) указывает, что согласно Филосторгу
(Philostorgius) Феофил вернулся из своей миссии немногим позднее 344 года н.э.
Церковный историк Руфин (Rufinus) (изд. Migne 1849: 478-9 - **Руфин Аквилейский "Церковная история", Книга первая (десятая), глава 9), писавший в конце
четвертого века, приводит рассказ об обращении страны, очевидно, полученный
непосредственно от бывшего спутника Фрументия Аксумского – тирянина Эдезия
(Aedesius).
Об аксумской истории пятого века известно совсем немного, зато в шестом веке
драматические события, последовавшие за военным походом Аксумского царя Калеба
в Йемен, вызвали большой интерес в христианском мире. Несколько посланников
Константинополя, направлявшихся императором Юстинианом в связи с различными
торговыми и военным делами, оставили отчеты о своих посольствах. Один из этих
посланников описал, как выглядел царь во время аудиенции (Malalas, ed. Migne
1860: 670; /**русский перевод книги XVIII “Хронософии” Иоанна Малалы, см. стр. 481 - http://www.vostlit.info/Texts/rus15/Malalas/frametext.htm/).
Другого грекоязычного визитера, Косму (Kosmas), по прозвищу Индикоплов
"Indikopleustes" (**см. русский перевод этой части сочинения Космы здесь
- http://www.vostlit.info/Texts/rus16/Kosma_Indikoplov/text1.phtml?id=1773
, а о нем самом подробнее здесь - Н.Пигулевская "Византия на путях в
Индию. Из истории торговли Византии с Востоком в IV-VIвв." http://www.krotov.info/libr_min/16_p/igu/levskaya_18.html),
побывавшего в Эфиопии незадолго до экспедиции Калеба, царский управляющий в
Адулисе попросил снять копию с некой надписи, с тем чтобы доставить ее царю в
Аксум. Он подчинился этой просьбе, и сохранил содержание этой надписи, а также
другие интересные подробности о жизни аксумитов, в своей "Христианской
топографии" (Wolska-Conus 1968, 1973).
В эпоху после Калеба иностранные сообщения об Эфиопии становятся гораздо более
разрозненными. Византийский историк Прокопий упоминает (изд. Dewing 1961: 191 - **Прокопий Кесарийский "Война с персами"),
что преемник Калеба (**Еллисфея Прокопия) был вынужден признать фактическую независимость Йеменского
правителя Абрехи (**у Прокопия Авраам). Вся же прочая известная нам информация о более
поздних царях аксумитов представляет собой выводы на основе данных нумизматики.
Для последователей новоявленного пророка Мухаммеда эта страна оказалась важна,
поскольку правивший в то время najashi предоставил убежище первым
мусульманам (Guillaume 1955: 146ff). Утверждают, что Мухаммед горевал, узнав о
смерти этого царя. Однако, najashi Ашама ибн Абджар (Ashama ibn Abjar),
хоть он и правил территориями Аксумского царства, не имел больше возможности
использовать этот город в качестве своей столицы. Есть основания полагать, что
ко времени смерти Ашамы в 630 н.э., центр царства уже мог переместиться в
какое-то другое место. Если дело обстоит именно так, то портрет najashi
или nigos'а (картина подписана по-гречески и по-арабски), сохранившийся
на стенах охотничьего домика в Каср-Амре (Qusayr `Amra) в Иордании,
построенного и украшенного по приказанию халифа аль-Валида (705-715 н.э.),
представляет одного из потомков Ашамы ибн Абджара (Ashama ibn Abjar), который
уже не был жителем Аксума (Almagro et al 1975: 165 & pl. XVII).
В девятом и десятом веках арабские историки по-прежнему отмечали обширность
территорий правивших в то время najashi, однако помещали столицу в
большом и процветающем торговом городе, называвшемся Ku`bar или Ka`bar. Где он
находился, нам в настоящее время неизвестно, но предположительно он должен был
располагаться в месте более благоприятном для занятия торговлей и участия в
текущих политических событиях, нежели Аксум. Легенды о сдаче Аксума царице
Гудит, которые, судя по сообщениям арабских авторов, восходят к
реальным событиям конца десятого века, этому вовсе не противоречат. Аксум мог
подвергнуться нападению Гудит как значительный церковный центр и, возможно,
место коронации (эта его функция была позднее восстановлена), однако совсем не
обязательно, чтобы он был административным центром страны в то время. Большое
богатство его соборов, развалины его дворцов и гигантские погребальные
сооружения его прежних царей, вполне могли привлечь внимание захватчиков,
искавших добычи. О ряде царей, упоминаемых в эфиопских исторических текстах,
говорится, будто они переносили свои столицы, что есть несомненное отражение
памяти о реальном событии, если только к тому времени уже не появились кочующие
палаточные столицы, типичные для более поздней истории Эфиопии.
3. Открытие Аксума заново в новейшую эпоху.
Какова бы ни была причина конца прежнего аксумского царства, в результате гораздо южнее, в провинции Ласта, возник новый центр во главе с династией,
по-видимому, кушитского (агау) происхождения, впоследствии признанной
узурпаторской, называвшейся Загве (Zagwe) (Taddesse Tamrat 1972: 53ff;
Dictionary of Ethiopian Biography 1975: 200ff). Наличие длинной и краткой
хронологий этой династии указывает на то, что геэзские хронисты пребывали
в некотором замешательстве относительно ряда событий, происходивших в конце
"аксумского" периода вплоть до прихода к власти Загве. Столица Загве,
несомненно, одно из самых примечательных мест в мире с ее удивительными,
высеченными в скалах церквями, находилась в Рохе (Roha), позднее
переименованной в Лалибелу (Lalibela) по имени самого знаменитого из царей
Загве, который умер, похоже, около 1225 года. Это название она носит до сих
пор.
Династия Загве сменилась в результате так называемой "реставрации
Соломоновой династии" в 1270, при царе Йекуно Амлаке (Yekuno Amlak). Эта
новая династия придерживалась книжного измышления (legalistic fiction), будто бы
Йекуно Амлак - прямой наследник древних царей Аксума, линия которых сохранялась
в изгнании в провинции Амхара до тех пор, пока не окрепла в достаточной мере,
чтобы вернуть себе свое наследство, вытеснив монархов династии Загве. Около
времени реставрации, и на долгий период после нее, высокогорное царство
оказалось вовлеченным в борьбу с непрестанно посягавшей на него мощью
мусульманских государств, которые образовались вдоль морского побережья и вели
наступление вглубь суши и вверх на Эфиопское нагорье. Несмотря на определеные
успехи, царство находилось в довольно бедственном положении, когда первые
представители Запада начали восстанавливать связи, прежде поддерживавшиеся
греческими, римскими, индийскими и арабскими торговцами.
Хотя упоминание об Аксуме (Chaxum) содержится в венецианском торговом путеводителе
(Crawford 1958: 28) конца четырнадцатого века (который особенно отмечает статус
города Аксума как места, где производится коронация, а также великолепие
местной базилики, щедро украшенной золотыми пластинами), первыми европейцами,
действительно сумевшими наладить контакты, были португальцы. Еще до того ряд
эфиопских царей, такие как Widim Ar`ad (1297-1312), Йесхак (Yeshaq)
(1414-1429), и Зара Якоб (Zara Ya`qob) (1434-1468), уже пытались установить
отношения, посылая миссии в Европу, и в результате вызвали определенный
интерес.
В ныне утраченном трактате начала четырнадцатого века, написанном Джованни да
Кариньяно (Giovanni da Carignano), который получил свои сведения от эфиопского
посольства, останавливавшегося в Генуе в 1306 году на обратном пути из Авиньона
и Рима, утверждалось, что легендарного христианского правителя Пресвитера
Иоанна следует искать в Эфиопии (Beckingham 1980). Конечно,
возможно, что эту мысль вставил в текст Джакопо-Филиппо Форести из Бергамо
(Jacopo Filippo Foresti of Bergamo), составивший краткое изложение работы
Кариньяно в 1483 году, но уже на карте 1339 года Пресвитер Иоанн отмечен в
Эфиопии. Аксум представлен на карте (**братьев) Пицигани 1367 года как Civitas
Syone, Град Сиона, что кажется вполне подходящим названием в виду того, что
собор этого города был посвящен Марии Сионской. В конце четырнадцатого века в
Эфиопии побывал флорентиец Антонио Бартоли, а в 1407 году туда прибыл Пьетро Ромбуло,
и оставался там довольно долго. В 1428 году посланники Йесхака с письмами царя
к Альфонсу Арагонскому добрались до Валенсии. В 1441 году
эфиопские монахи из Иерусалима присутствовали на Совете во Флоренции (Tedeschi
1988), и некоторые их замечания об их стране, записанные при посредстве
арабоязычного переводчика Подджо Браччолини (Poggio Bracciolini - **еще о нем же),
представляют собой первое более-менее заслуживающее доверие описание Эфиопии,
вышедшее в печать в Европе (1492). О посольствах, которые направлял в Каир Зара
Якоб (Zara Ya`qob) в 1443 и 1447 годах, также стало известно и в Европе. В
1450 Ромбуло прибыл в Италию в качестве посла Зары Якоба к Альфонсу
Арагонскому (**король Неаполя 1443—1458), где встретился с Пьетро
Ранзано (Pietro Ranzano), который частично приводит его сведения в своем
весьма путаном описании страны Пресвитера Иоанна (эта работа до сих пор не опубликована).
В своем ответе Альфонс упоминает, что все ремесленники и послы, которых он
направил в предыдущий раз, умерли. Были выпущены карты Эфиопии, такие как
Egyptus Novelo примерно 1454 года (на которой Аксума не было) и карта брата
Мауро (Fra Mauro), 1460, где он был представлен под названием
"Hacsum". С 1470 по 1524 венецианец Алессандро Зорзи (Alessandro
Zorzi) собирал свои Ethiopian Itineraries (Crawford 1958 - **Эфиопские пути-дороги:)), в которых местами упоминается Аксум или Аксон (Axon) ("великий город Давита
(Davit), священника Джани (prete Jani) Эфиопского").
**Схематическая карта Африки
Бартоломео Колумба и Алессандро Зорзи, 1503-22 гг.
Португальцы, начиная свою экспансию на восток, рассчитывали на союз с
Пресвитером Иоанном против мусульман, бывших естественными противниками
развития португальской торговли. Португальские моряки, военные и священники
начали проникать в Эфиопию в конце пятнадцатого века, и их рассказы возобновили
интерес к истории и легендам этой страны, а также привлекли внимание к
развалинам древней столицы Аксум (Rey 1929; Caraman 1985; de Villard 1938). Это
был весьма увлекательный период в истории Эфиопии. Рассказы португальских
миссионеров и посланников о совершенно необычайных путешествиях, неважно
совершались ли они по их собственной воле или помимо оной, в одинаковой мере
заслуживают прочтения; однако, увы, работ посвященных исключительно
Аксуму среди них нет. Тем не менее, именно они заново представили миру древнюю
столицу Эфиопии, а некоторые из них описали разрушенный город в достаточной
мере подробно. Лучшие из этих сообщений приводятся in extenso ниже (гл.
5: 3).
В последние годы императора Эскендера (Eskender) (1478-1494) в страну прибыл
Перо да Ковильян, первый из португальских посланников,
направленных на восток королем Жуаном II. Ему так и не позволили вернуться
на родину, и он оставался в Эфиопии до самой своей кончины. Около 1502 года
король Португалии Мануэль I принял титул "Господин Завоеваний,
Мореплавания и Торговли Эфиопии, Индии, Аравии и Персии" ("Lord of
the Conquest, Navigation and Commerce of Ethiopia, India, Arabia and Persia")
- заявление о намерениях относительно Эфиопии, которым так и не было суждено
осуществиться. Возможно захваты Гоа и Хормуза вызвали надежды
относительно других мест. В 1507 к Ковильяну присоединился Жуан Гомеш
(Joao Gomes), священник, посланный Тристаном да Кунья.
Оба они были все еще на месте, когда в 1520 году туда, вместе с португальским
флотом, доставившим посла Родригу де Лиму (Rodrigo de Lima) (Thomas and
Cortesao 1938), прибыл священник Франсишку Альвареш (Francisco Alvares), перед
которым мы в большом долгу за описание современной ему Эфиопии (Alvares, изд. Beckingham and Huntingford 1961). В
1512 году царицей-регентшей Элени (Еленой) был послан первый ответ на эти
посольства через некого Матфея, по-видимому, армянина, который сумел не только
добраться до Португалии, но и вернуться обратно, скончавшись вскоре после
своего возращения. Военные успехи императоров Наода (Na`od) (1494-1508) и Лебна Денгеля (1508-1540) привели эфиопов к мысле о малости пользы союза,
предложенного посольством Родригу де Лимы, что стало роковой ошибкой, поскольку
в 1526 году, т.е. вскоре после того как посольство отбыло, нападения эмира
Адаля (Adal) Ахмеда Граня
(Ahmad Gragn) (или Грана (Gran); "левши"), начали сеять опустошение
по стране. Это продолжалось до 1542 года, но уже в 1541, в ответ на новые
обращения, со своими войсками прибыл португальский полководец Криштован да Гама,
сын Васко да Гамы. Португальцы (несмотря на то, что сам да Гама был убит в
1542) помогли новому императору Галаудеуосу (Galawdewos) или Клавдию (Claudius)
(1540-1559) избавить страну от грабительских набегов эмира Адаля, который
скончался от ран, полученных в битве. Сам Галаудеуос тоже
впоследствии погиб в сражении, однако с этого времени христианское государство
в Эфиопии уже было в меньшей чем прежде опасности со стороны противников-мусульман.
За время своих кампаний Грань, подобно царице Гудит, разграбил Аксум, и по всей
вероятности он же и сжег знаменитый собор "Госпожи нашей Марии-Сион, Матери
Божьей". Сарца Денгель (Sartsa Dengel) стал следующим после Зары Якоба
царем, который праздновал свою коронацию в Аксуме, и, быть может,
тогда же на месте руин собора он
построил небольшую церковь, которая в свою очередь, вероятно, погибла во время
войны с галласами 1611-ого года. Возможно, то здание,
восстановленное каким-то образом, просуществовало до времени, когда император
Фасилидас (Fasiladas) (1632-1667) при помощи архитекторов, испытавших
португальское или же индийское влияние, построил нынешнюю церковь, освященную,
кажется, в 1655 году. Пусть древний собор и погиб, разрушенный Гранем, но в
португальских документах сохранилось его описание, сделанное Франсишку
Альварешом за десять или двадцать лет до того.
Несмотря на единство целей эфиопов и португальцев в середине шестнадцатого
века, влияние последних в Эфиопии не было долгим. Ко времени правления
императора Сиссиния (Susenyos) (1608-1632) религиозные споры между католиками
и Эфиопской Православной церковью усилились, а высокомерие иезуитов разрушило
атмосферу доверия. В результате, португальцы были изгнаны из страны сыном
Сиссиния Фасилидасом. Тем не менее, этот португальский эпизод впервые открыл
внешнему миру, через записи и путешествия португальских служителей церкви,
остатки цивилизации аксумитов.
Франсишку Альвареш, капелан сопровождавший посольство 1520 года, оставил
интересный рассказ в своей книге Пресвитер Иоанн Индийский (The Prester
John of the Indies, Beckingham and Huntingford 1961), опубликованной на португальском языке в Лиссабоне в 1540. Помимо описания огромной, с пятью боковыми
приделами, базилики Марьям-Цейон, он упоминает расположенные возле нее каменные
троны, а также водный резервуар, который, по-видимому, отличен от известного
ныне Май-Шума (Mai Shum). Он описал некоторые стелы, и посетил "Гробницу
Калеба и Гэбрэ-Мэскаля", в которой, как он писал, хранятся, по мнению
некоторых, сундуки с сокровищами Царицы Шебы. Также он приводит некоторые
сведения об Абба-Пантелевоне (Abba Pantelewon) и Абба-Ликаносе (Abba Liqanos),
двух церквях на небольших горах рядом с Аксумом.
- Иллюстрация 2a. Заглавная страница книги Франсишку Альвареша об Эфиопии
(1540). При том, что сама по себе книга изобилует сведениями об Эфиопии,
включая весьма ценный раздел об Аксуме и его руинах, иллюстратор изобразил
"Пресвитера Иоанна" со всеми внешними атрибутами европейского монарха
той эпохи.
В 1603 году, после необычайных приключений в Йемене, где он пробыл в плену 7
лет, в Эфиопию прибыл испанец Педро Паэс (Pedro Paez (Pero Pais)). Он написал Историю Эфиопии (Pais 1945-6), а также оставил упоминания об Аксуме в письмах своему другу Томасу Итуренскому (Thomas Ituren), с которым он состоял в ежегодной переписке (Caraman
1985). Благодаря Жуану Габриэлю (Joao Gabriel), капитану португальцев Эфиопии, лично присутствовавшему на месте, он сумел составить описание
коронации Сиссиния в Аксуме 18 марта 1608 года. Также он упоминает троны,
стелу и церковь, которая по его словам не может сравниться с древним собором.
Паэс даже зарисовал план с размерами "Гробницы Калеба" (Monneret de
Villard 1938: 68).
Через два года после смерти Паэса в 1622, в Эфиопию прибыл Мануэль де Алмейда
(Manoel de Almeida). В его Истории Эфиопии (Huntingford 1954),
содержащей исправленный материал труда Паэса, отмечено, что примерно двенадцать
стел по-прежнему стоят, а семь или восемь лежат опрокинутые и разбитые. Он
поясняет, что считается, будто они были повалены турками во время войны Сарца
Денгеля (Sartsa Dengel) с наместником Йесхаком (viceroy Yeshaq - **бахр-нагаш Исаак) (1578). В
геэзских хрониках этот эпизод не упоминается.
Эммануэль Баррадас (Emmanuel Barradas), сопровождавший де Альмейду (de Almeida)
в его миссии, также оставил некоторые записи (de Villard 1938: 68-71) об
Аксумских памятниках, среди которых были "весьма большие и
примечательные своим величием", включая "высокие и красивые
колонны или пирамиды", т.е., по-видимому, стелы, которые выдерживали
сравнение с величайшими и лучшими стелами Рима. Также он упоминает надпись с
одной стороны "амхарскими" буквами древнего стиля, а с другой - буквами, похожими на греческие или латинские, и описывает троны, а также
"гробницу Калеба и Гэбра Мэскаля".
В 1625 году в Эфиопию прибыл новый католический патриарх Альфонсу Мендеш
(Alfonso Mendes), попутно доставив из Диу иезуита отца Жеронимо Лобо (Jeronimo Lobo), который перебрался туда
после мужественной, но бесплодной попытки попасть в страну через Малинди, на берегу Индийского океана (в современной Кении). Лобо пробыл в
Эфиопии девять лет; его собственный рассказ об этих странствиях, Itinerrio,
впервые был опубликован в 1728 во французском переводе Ле Грана (Le Grand), а
позднее появился английский перевод Сэмюэля Джонсона (Samuel Johnson) (1735).
Вот все, что он сообщает об Аксуме:
"и место, где был ее (Царицы Шебы) двор, существует по сей день,
с памятниками примечательными своим великолепием, также как и город, где как
говорят, она родилась, и который поныне сохраняет ее имя, местность, именуемая
абиссинцами Саба, которую я всю осмотрел и пересек по случаю несколько раз".
Джеймс Брюс, (ненавидевший иезуитов, и называвший Лобо "a grovelling fanatic priest /священником-низкопоклонником
и фанатиком/") пустившись в одно из своих разоблачений неточностей
Лобо, сам сделал ошибку, предположив, что "Caxume" у Лобо - это
Аксум, и высмеяв его представления о географии (Bruce 1790). На самом же деле
Лобо имел в виду Кишн в Аравии.
Наконец, в 1660 году иезуит Бальтазар Теллеш (Telles) или Теллес (Tellez)
опубликовал в Коимбре (Coimbra), Португалия, свою Historia geral de Ethiopia a alta. Она представляла собой
сокращенную и исправленную версию (неопубликованной) книги де Альмейды, тогда как последний в свою очередь в какой-то степени опирался на
Паэса. Английский перевод Теллеса, The Travels of the Jesuits in Ethiopia
(Путешествия иезуитов по Эфиопии), был опубликован в Лондоне в 1710. Там имелся
краткий рассказ об Аксуме и его памятниках.
Информация, доставленная разными миссионерами, трудившимися в Эфиопии в
шестнадцатом и семнадцатом веках, несмотря на то, что она была полна сведений
полулегендарного характера, тем не менее позволила Хиобу Лудольфу (Job Ludolf),
или Лудольфусу (Ludolphus), опубликовать во Франкфурте в 1681 году первую
полную Историю Абиссинии, (если не принимать в расчет баснословную
"историю" написанную по определению Теллеса "химерическим
автором", Луисом де Урретой (Luis de Urreta), вышедшую в Валенсии в
1610 — книгу, которую Geddes (1696: 467ff), процитировав фрагмент о мифическом
Доминиканском женском монастыре в Эфиопии, охарактеризовал так: "при том, что она содержит 1130 страниц в формате 1/8 листа, и напечатана мелким шрифтом, в
ней от начала и до конца нет ни единого слога правды"). Через год
работа Лудольфа была переведена и напечатана на английском языке. В ее Вторую
книгу вошла глава (XI), названная "О Царском Городе Аксума (Axuma): и
об Инаугурации его Царей". Помимо вздохов о
быстротечности всего материального Лудольф мало что смог добавить к рассказам
иезуитов, сообщавшим лишь то, что
"этот старинный город был украшен красивейшими сооружениями, прекрасным
дворцом и собором, гордо красовавшимся среди его обелисков, скульптур, и ряда
роскошных зданий. Несколько колонн, с надписями неизвестными буквами, которые
можно увидеть и ныне, остаются подтверждением его древности, разрушенной
войнами и обезображенной временем. Сам город уничтожен не полностью, однако
больше напоминает селение, нежели заслуживающий внимания город ... лишь руины
по-прежнему остаются свидетельством того, что когда-то он был велик и полон
людей".
Следующая порция наших знаний об этой стране исходит от путешественников,
которым так или иначе удавалось проникать через территорию современного Судана
или негостеприимное побережье и пробираться по перевалам в верхний пояс
Эфиопского нагорья. Французский врач Шарль Понсе (Charles Poncet), совершил
путешествие в Аксум (который он называл Heleni) в 1699 году, однако он
ограничился описанием трех пирамидальных и треугольных гранитных шпилей,
покрытых иероглифами, на площади перед церковью. Он отметил, что на них были
изображены засовы, что его удивило, поскольку эфиопы не имели их в
употреблении. Несмотря на расплывчатое описание, очевидно, что речь идет о трех
самых больших стелах.
Шотландский исследователь Джеймс Брюс прибыл в страну в 1769 и оставался там до
1772. В своей книге Travels to Discover the Source of the Nile
(Путешествия в поисках истока Нила), он посвятил несколько страниц описанию
аксумских древностей. Он упоминает о сорока обелисках "ни на одном из
которых не было никаких иероглифов", оспаривает наличие засовов Понсе,
и высказывает предположение, что три самые большие стелы - работа времен
Птолемея Эвергета. Он иллюстрирует эту
часть книги "geometrical elevation, servilely copied, without shading or perspective, that all kind of readers may understand it /геометрическим возвышением, тщательно скопированным, без
теней и перспективы, с тем чтобы всякий читатель мог получить о нем
представление/". Данная иллюстрация, будучи весьма неточной, тем не менее
наводит на мысль о стеле. Брюс также упоминает сто тридцать три пьедестала со
следами статуй на них; некоторые из этих пьедесталов можно увидеть и сегодня.
Брюс утверждал, что на двух из них еще стояли статуи "Сириуса,
Анубиса-Латратора /Syrius the Latrator Anubis, or Dog Star/"(**latrator - лат. лаятель, т.е. лающий как пес;
Анубис в облике пса). Они были "весьма искаженными, однако по их
стилю легко определялось, что они египетские /much mutilated, but of a taste easily distinguished to be Egyptian/". Что это было на самом
деле, увы, для нас остается тайной, однако это его свидетельство, вкупе со
свидетельством Альвареша, дает основание думать, что там, вероятно, было
гораздо больше пьедесталов или тронов, чем можно видеть сегодня. Кроме того, он
видел другие пьедесталы, "на которых располагались фигуры сфинксов /whereon the figures of the Sphinx had been placed/".
"Великолепные лестничные пролеты /magnificent flights of steps/" основания старой церкви он
охарактеризовал, как "по всей вероятности остатки храма, построенного
при Птолемее Эвергете, если не в более далекую эпоху /probably the remains of a temple built by Ptolemy Euergetes, if not of a time more remote/",
а о соборе отозвался пренебрежительно, как о "захудалом зданьице,
крайне неухоженном и полном голубиного помета /mean, small building, very ill kept, and full of pigeons dung/". Также он добавил, что
сам царь рассказал ему, что Ковчег Завета был уничтожен Гранем вместе с
церковью, "хотя и делается вид, будто он существует там до сих пор /though pretended falsely to subsist there still/".
Он видел разнообразные колонны и троны (или, по крайнем мере, таковые можно
предполагать исходя из его описания: "три небольших квадратных
ограждения, полностью из гранита, с небольшими колоннами-восьмигранниками по
углам, по всей видимости, египетскими; на верху каждого из них прежде были
небольшие изображения звезды Сириус, вероятно металлические /three small square inclosures, all of granite, with small octagon pillars in the angles, apparently Egyptian; on the top of which formerly were small images of the dog-star, probably of metal/"). Ниже
коронационного камня Брюс обнаружил еще один (камень) с поврежденной надписью,
которую, заявил он, "можно легко восстановить /may safely be restored/" как надпись
греческими буквами, читающуюся, как и следовало ожидать, "Царь Птолемей
Эвергет". Далее он упоминает резервуар Май-Шум (Mai
Shum), а также оценивает количество домов в городе в его время примерно в шесть
сотен. Удивительно, но Брюсу, с его явным стремлением воспринимать большинство
памятников как египетские, во время пребывания в Тиграе, действительно подарили
позднеегипетский (возможно ХХХ династии или эпохи Птолемеев) cippus (маленькую стелу с
текстом магического содержания) Гора, который он отобразил на двух
гравюрах. Это один из числа весьма редких египетских или мероитских объектов
известных для Эфиопии, в прочем то же самое божество, что представлено на циппусе
- Гор-дитя или Гарпократ, изображенное стоя, также известно по сердоликовой
фигурке-амулету, найденному в Матаре (Leclant 1965).
- Иллюстрации 3 и 4. Гравюры с набросков Брюса, представляющим египетский
Cippus Гора, подаренный ему в Эфиопии.
Публикация Брюса, несмотря на странные пояснения к аксумским памятникам,
доступным для обозрения в его время, привлекла интерес к эфиопским древностям и
истории, хотя сам его рассказ о том, что он видел и что совершил, был встречен
с определенной долей недоверия. Вскоре по его стопам последовал Генри Солт
(Henry Salt), который отправился в Эфиопию совместно с Джорджем Эннесли, виконтом Валентиа (George
Annesley, viscount Valentia),
в 1805, а потом еще раз, в качестве британского посла в 1809. Для последнего из
трех томов отчета Валентиа (1809), Солт написал главу об Аксуме, и впервые
опубликовал надпись Эзаны, а также другие древности; том с акватинтами,
прилагавшийся к работе Валентиа, содержал изображение стелы - первую в
девятнадцатом веке иллюстрацию аксумских древностей. В 1814 Солт также
опубликовал "Путешествие в Абиссинию", иллюстрированное
копией знаменитой трехъязычной надписи Эзаны. Можно сказать, что с Солта,
который расчистил нижнюю часть этой надписи, началась археология Аксума, однако
лишь в 1868 году там были предприняты первые сознательно cпланированные, пусть
по нашим нынешним меркам и любительские, раскопки. Это случилось, когда солдаты
Британской военной экспедиции, направленной на освобождение пленников,
удерживаемых императором Теодросом (Феодором) в Магдале, вскрыли несколько траншей на месте порта Адулис. Теоретически они
находились под дистанционным надзором Р.Р.Холмса (R.R.Holmes), представителя
Британского Музея, который в то время находился во внутренней части страны,
пытаясь, как впоследствии выяснилось, напрасно, получить разрешение на
посещение Аксума (Munro-Hay, 1989). Затем последовали прочие визитёры, включая
Теодора Бента (Theodore Bent), который в 1893 году сумел немало добавить к
описанию Аксума и его окрестностей своей работой "Священный город
абиссинцев" (Sacred City of the Abyssinians 1896). Итальянский археолог Парибени (Paribeni) и швед
Сундстрем (Sundstrom) в 1906, также вели раскопки в Адулисе и обнаружили
впечатляющие развалины зданий, некоторое количество монет и другие предметы
(Paribeni 1907: Sundstrom 1907).
- Иллюстрация 5. Греческая версия трехъязычной надписи царя Эзаны из Аксума, впервые
опубликована Солтом. Фото BIEA. –
/**Надпись Эзаны, выполненная тремя типами письма http://flickr.com/photos/40595948@N00/2840202630//
С появлением в стране археологии, потенциальная возможность узнать больше об
образе жизни аксумитов существенно выросла. Начали выясняться подробности
производственных технологий и сельского хозяйства, а также городского быта,
недоступные по другим источникам. Вплоть до раскопок новейших времен главным
событием эфиопской археологии было появление в 1906 году Deutsche
Aksum-Expedition (Немецкой Аксумской экспедиции) во главе с Эно Литтманом (Enno
Littmann) (Littmann et al. 1913). Немецкая команда на пути своего следования
через Эфиопию изучила места, связанные с аксумитами, и произвела съемку всего
Аксумского региона; они откопали планы основных сооружений, и педантично
начертали, зарисовали или сфотографировали все, что расчистили.
Предварительный отчет появился почти сразу же после возвращения (Littmann and
Krencker 1906). Также немецкая команда представила, в своей щедро
иллюстрированной 4-томной публикации 1913 года, наброски, фотографии и описания
всего, что представляет интерес, как из древности, так и из новейших времен.
Туда вошло несколько аксумских надписей, которые были переведены, и таким
образом давали некоторый предварительный материал для размышлений о хронологии
и других аспектах аксумской истории.
На заложенном таким образом основании строилась, хотя и в гораздо более скромном
масштабе, чем в других странах, работа последующих экспедиций. Археологическая
работа и съемка велись итальянской, французской, американской и британской
командами, а также Эфиопским Департаментом Древностей (большая часть всего
этого опубликована лишь в виде предварительных отчетов в Annales d'Ethiopie,
см. также Chittick 1974 и Munro-Hay 1989). Съемки и раскопки вскрыли
многочисленные сооружения и обилие бытового материала аксумской эпохи во многих
районах северной Эфиопии. Вследствие чего, в настоящее время может быть
получено некоторое представление о той необычной цивилизации, которая сложилась у
аксумитов между первым и седьмым веками н.э. в их столице и других центрах
убранизации. Хотя археологические исследования царства по-прежнему пребывают в
младенческом состоянии, результаты весьма впечатляют, и мы теперь можем с
уверенностью поместить Аксум на достойное место среди цивилизаций поздней
античности.
3. Город и государство.
1. Ландшафт.
Весьма возможно, что путешественник, прибывший в Габазу (Gabaza), прибрежную базу
и таможенный пункт города-порта Адулис, удаленного на некоторое расстояние
вглубь суши, взирал из этой жаркой и влажной приморской равнины на запад, в
направлении Аксума, с трепетом. Вот как Джеймс Брюс (1790) описывает это:
"Горы Абиссинии имеют отсюда (из
прибрежной равнины) вид странный, ибо они предстают тремя хребтами. Первый -
высоты незначительной, но изобилующий лощинами и пересеченной местностью,
слегка поросшей кустарником; второй, выше и круче - изрезан и гол в еще большей
степени; третий - ряд острых, неровно очерченных гор, которые были бы признаны
высокими в любой из стран Европы."
Путешественник
знал, что Аксум находится в этой горной местности в нескольких днях пути от
вершины резкого выступа плато (escarpment), в другой климатической зоне и в
другом во всех отношениях мире. Современный аксумский пейзаж (отсюда - http://www.galenfrysinger.com/queen_of_sheba_ethiopia.htm)
Адулис, с его процветающей на ниве международной торговли общиной и большими
зданиями в аксумском стиле, был первым важным городом на пути к столице.
Очевидно, он сделался "аксумским" в смысле архитектуры и управления,
однако вполне возможно к тому времени уже имел долгую историю. В аксумский
период он вероятно все еще несколько отличался от внутренних городов, как этого
можно было бы ожидать от сообщества, подверженного множеству иностранных
влияний. Парибени (Paribeni) (1907) обнаружил там немало объектов, явно
импортированных из греко-римского мира или даже из Индии.
Выйдя из Адулиса по аксумской дороге путешественник мог тут же увидеть
знаменитый памятник, оставленный неизвестным аксумским царем
и стелу, принадлежавшую
одному из египетских Птолемеев. (**сами памятники не сохранились, но их рисунки и греческий текст надписей зафиксировал в своем
сочинении Косма Индикоплов) От
этого места путь до Аксума занимал 8 дней, согласно Периплу (Huntington
1980: 20), или 12, согласно Прокопию (Dewing 1914: 183). Разница вне всяких
сомнений отражала какое-то отличие либо в маршруте, либо во времени года
путешествия, если только она не вызвана большей поспешностью торговцев в
сравнении с посольской относительно вальяжной манерой путешествия. Дорога вела
путников через две из трех климатических зон, различаемых ныне эфиопами: первая
называется kwolla, ниже 1800 м с жарким тропическим климатом (26° С и
выше), а вторая - woina dega, от 1800 до 2400 м с субтропическим
климатом и средней температурой 22° С. Сам Аксум расположен на высоте 2100 м.
Последняя климатическая зона, самая высокая - dega, более 2400 м со
средней температурой 16° С.
Климатические крайности или различия упоминались древними путешественниками,
такими как Косма (Wolska-Conus 1968: 362), который особенно выделял
тот факт, что именно дожди в Эфиопии образуют потоки, которые впадают в Нил.
Посол Юстиниана, Ноннос (Nonnosus) (Plotius; ed. Freese 1920) выделял 2 зоны:
"Следует сказать о климате и его последовательных изменениях между Ауэ
(Aue) и Аксумом (Aksum). Он предлагает крайние противоположности зимы и лета. И
в самом деле, когда солнце противостоит Раку, Льву и Деве, он, что касается Ауэ
(Aue), такой же как и у нас - лето и сухая погода царят в воздухе непрестанно;
однако от Ауэ (Aue) до Аксума (Aksum) и в остальной Эфиопии царит суровая зима.
Она свирепствует не весь день, но к полудню начинается повсеместно; она
наполняет воздух облаками и обрушивает на землю яростные бури. Именно в это
время разлившийся Нил распространяется по Египту, обращая его в море и орошая
его почву. Но когда солнце пересекает Козерога, Водолея и Рыб, то напротив,
небо от Адулита (Adulitae) до Ауэ (Aue) обрушивает на землю ливни, а для тех,
кто живет между Ауэ (Aue) и Аксумом (Aksum) и по всей остальной Эфиопии, стоит лето, и земля являет им свое
великолепие."
Поскольку есть вероятность, что Ауэ передает по-гречески название Йеха, то их нередко отождествляют (см. например Bent 1896: 143ff). Однако Ноннос особо отмечает, что Ауэ (Aue) находится на полпути между Адулисом
(Adulis) и Аксумом (Aksum), что, вместе со сведениями о климате, похоже
помещает его в число первых, по достижении плато, городов высокогорья; возможно,
это Кохайто (Qohayto), Текондо или Матара (если только
последний не соответствует Колоэ Перипла). Шнайдер (Schneider)
(1982) уже предлагал поместить Ауэ на краю плато.
Следуя извилистыми скальными проходами все выше и выше в более холодную зону
высокогорья, путешественник достигал одного из этих городов, обосновавшихся
посреди неровностей пейзажа верхней части Эфиопского плато, изрезанного реками
и долинами, нисходящими в западном направлении к долине Нила и усеянного горами
невообразимых очертаний. Ровная местность здесь встречается сравнительно редко,
зато плато на вершинах тех гор, называемых amba, использовались для
земледелия, а также в качестве естественных крепостей. Балтазар Теллеш (Tellez
1710: 31) упоминает об их достоинствах:
"Некоторые из этих гор, которые местные жители именуют amba, стоят сами
по себе отдельно от всех прочих, удивительно высокие, словно неприступные
крепости ..."
Судя по обилию растительности и водных потоков, дикая природа здесь в прежние
времена должна была отличаться значительным разнообразием. Альвареш, описавший
часть своего путешествия как проходившую "через горы и чертовы
джунгли", населил эти джунгли львами, слонами, тиграми, леопардами,
волками, кабанами, оленями, тапирами и "и всеми прочими зверями,
которые только имеют имя в этом мире за исключением ... медведей и
кроликов." Тиграми у него могли быть геены, как предполагал Брюс
(Beckingham and Huntingford 1961: 67), или, возможно, гепарды. Теллеш и Альвареш
упоминают крокодилов и гиппопотамов на реке Тэкэзи, а также электрического
ската (Tellez 1710: 20-21).
Иллюстрация 6. Горный пейзаж северной Эфиопии. Фото Р.Бреретон -
На подступах к высотной части Эритреи и Тиграя, глубокому тылу Аксумского
царства, больше всего впечатляют горы. Еще раз процитируем Брюса:
"В Абиссинии вызывает удивление не столько чрезвычайная высота гор,
сколько их количество и необычность форм, в которых они предстают взору.
Некоторые из них плоские, тонкие и прямоугольные, наподобие каменной плиты под
очагом или пластины, так что едва ли на первый взгляд имеют основание
достаточное, чтобы противится воздействию ветра. Одни из них похожи на
пирамиды, другие - на обелиски или призмы, а некоторые, самые необычные из всех
- на пирамиды утвержденные на своих вершинах основанием вверх, так что они
(будь это только возможно, а это невозможно, чтобы они образовались в таком
виде изначально) могли бы служить серьезным возражением против общепринятых представлений
о земном тяготении."
Теллеш отмечал, что там
"почти непрерывны горы высоты
удивительной, так что редкий день путешествия обходится без встречи с такими
крутыми, величественными, скалистыми возвышениями, которые видеть-то страшно, а
уж проходить среди них тем более."
Пейзаж северной Эфиопии, усиленный впечатляющими силуэтами внушительных
деревьев euphorbia candelabra (**местный древовидный молочай) по
склонам, одновременно красив и пугающ. В прочем, в настоящее время, особенно
после долгого отсутствия дождей, окрестности Аксума могут показаться пустынными
и негостеприимными словно лунный ландшафт: ни единой травинки хоть где-нибудь -
результат климатических изменений и людской расточительности.
Вдоль по главной дороге к югу, от верхней части долин, где наконец-то
начиналось высокогорье, располагались города аксумитов. Путешественник, прежде
чем повернуть на запад к Аксуму, должен был пройти по крайней мере один
значительный город, Матару, и множество других городов с внушительными
каменными зданиями. С плато Шире (Shire), за древней столицей к западу,
спускаются долины двух рек, Мэраб (Marab) на севере и Тэкэзи (Takaze) на юге,
обе они, несомненно, по крайней мере в сухое время года, использовались как
дороги в Судан. За Тэкэзи высятся горы Семиен (Semien), описанные в одной из
аксумских надписей как покрытые снегом и ледяными туманами. Эта надпись, Monumentum
Adulitanum (гл. 11: 5) (**см. текст этой надписи в сочинении Космы
Индикоплова http://www.vostlit.info/Texts/rus16/Kosma_Indikoplov/text1.phtml?id=1773
/ рисунки из сочинения Космы http://www.tertullian.org/fathers/cosmas13-plate1.gif), также описывает военные походы против беджа, живших в палатках на
неприветливых взгорьях побережья Красного моря, против каких-то горных народов,
а также против племен, обитавших в обширных безводных равнинах области
Данакиль. Сообщение этой надписи дает
хорошее представление о предельных контрастах географии, климата и групп
населения области, которую контролировали аксумиты, и внушает определенное уважение
к тем правителям, которым удавалось объединять, пусть и не слишком прочно, на
протяжении нескольких столетий столь отличные друг от друга составные части в
действенную политическую и торговую систему.
2. Начало Аксумского царства и его расширение.
Аксум, как бы странно это ни выглядело на первый взгляд, располагался в
западной части будущего Аксумского царства. Однако этот факт по всей
вероятности отражает политические, экономические и торговые условия,
существовавшие задолго до того, как амбиции аксумитов сумели добиться выхода к
берегу Красного моря, и вероятно предполагает, что изначальная значимость этого
места происходила из его господствующего положения по отношению к некоторым
местным ресурсам и путям внутренней торговли, одним из главных направлений
которой было скорее всего шедшее в долину Нила долинами рек Мэраб и Тэкэзи,
текущим на запад к Нилу. По сути дела Аксум располагался по середине целого ряда
маршрутов. Один из них следовал от Нила к Адулису, другой вел к
"порогам" (Асуан) и состоял из 30 переходов согласно Косме (Wolska-Conus
1968: 356). Этот путь в Египет также упомянут у неизвестного царя,
установившего Monumentum Adulitanum (гл. 11: 5), и у Прокопия (Dewing
1914: 185): "От города Auxomis до египетских границ Римского владения,
где находится город, называемый Элефантина, путнику налегке 30 дней пути". Третий маршрут, как
можно предположить, шел от Аксума в южном направлении к "оконечности Эфиопии",
которую Косма определил как "ладаноносная страна, именуемая Барбария" (очевидно Сомалийское побережье, где ладан имеется по сей
день), примерно в 30 днях пути. Последний маршрут, известный благодаря торговле
золотом, проходил через земли Агау в направлении Сасу и
занимал шесть месяцев туда и обратно, включая пятидневные остановки на время торга (Wolska-Conus 1968: 362).
+ Карта B. Карта Аксумской Эфиопии.
В добавление к своему выгодному торговому положению, местность, обращенная
одной стороной к равнинам Аксума и Хасабо (Hasabo), а другой - к плато Шире
(Shire), получает обильные осадки, имея продолжительный сезон дождей, с конца
июня по начало сентября. Кроме того, там ,вероятно, имелось некоторое
количество ручьев и источников, а также плодородная почва, по всей видимости
способная приносить более одного урожая в год. В окрестностях будущего города
имелись неплохие участки для земледелия, такие как равнина Хасабо (Hasabo)
(Hazebo, Atzabo) на востоке. Михелс (Michels) (1988: 2-3, карта 4) в 1974 году,
в ходе своего весьма полезного исследования, опросил крестьян региона Аксума и Йехи на предмет качества почв, а также изучил местную топографию и
возможности ирригации. Он сумел выделить 4 экологические зоны и установил, что
ближайщие окрестности Аксума и Йехи относятся к зоне А: "местность с
малым уклоном и высокой плодородностью почвы, оптимальная для пахотного
земледелия, помимо чередования культур иного вмешательства для повышения
урожайности не требует, находится в зависимости от сезонных осадков".
Этот явно благоприятный регион ко времени основания Аксума, похоже, был уже
заселен. Несмотря на наличие более древних мест с руинами, восходящими
примерно ко времени сабейского влияния в предаксумский период (таких как
Хаулти-Мелазо /Hawelti, Melazo/ - включая Гобочелу и Энда Черкос (Gobochela,
Enda Cherqos) - а также Медоге (Medoge)), надежных свидетельств, указывающих на то, что
место самого Аксума было заселено ранее чем около начала нашей эры, до сих пор не найдено. Однако,
область предаксумской "сабейской" культуры несомненно простиралась
вдоль пути из Адулиса в область Аксума.
Недавняя работа итальянских археологов в районе Кассалы, описанная
Фаттовичем (Rodolfo Fattovich) (1988), дает некоторое
указание на то, что определенные аспекты Аксумской культуры могли произойти еще
раньше из западных низин. Фаттович усмотрел в предаксумской керамике черты,
делающие ее сходной с керамикой суданских народностей, названных археологами
Керма и С-группа, и выдвинул предположение, что даже такая культурная
особенность как стелы, столь характерная для более поздних эфиопских обычаев
захоронения, вполне могла произойти от ранних суданских прототипов. Некоторые
из этих черт восходят к концу 3-ого - началу 2-ого тысячелетия до н.э., так что
открытие свидетельств существования в этом регионе достаточно развитых обществ,
имеющих столь раннюю дату, может предполагать, цитируя Фаттовича, "более
сложную реконструкцию образования государства в Северной Эфиопии" (см.
также гл. 4: 1).
В настоящее время, однако, ранняя история Аксума почти неизвестна; тем не менее
мы можем предполагать возможный путь ее развития. Похоже, выгодное, как с точки
зрения торговли, так и с точки зрения местного производства продовольствия и
прочих ресурсов, расположение будущей столицы способствовало тому, что растущее
благополучие материализовалось в виде поселения. В связи с этим благополучием вполне мог произойти
рост местного населения, а вместе с ним, соответственно, вырос и военный
потенциал. С развитием военной машины, которая, как мы можем судить по
последующим событиям, сделалась весьма эффективной, стала возможна экспансия с
целью обретения новых ресурсов и торговых путей. Каковы были прочие стимулы,
которые могли побудить аксумитов к применению их нового потенциала, нам
неизвестно, однако вполне допустимо предполагать такие факторы, как
необходимость отпора возможной угрозе, исходящей от соседних народов, или
появление выдающегося лидера. Аксум не был великой колониальной державой,
явившейся со своим превосходным оружием сражаться против плохо вооруженных
туземцев; хотя они не пренебрегали возможностями приобретения импортного
оружия, что отмечается в Перипле, все же, если только мы можем позволить
себе риск строить догадки, именно возросшие людские ресурсы, способность к
организации, быстродействие и умелое военное руководство - вот что в конечном итоге
сделало Аксум главной военной силой региона.
Как функционировала система управления раннего государства, мы можем только
предполагать. Возможно, в основе ее был своего рода племенной совет, который
впоследствии проложил дорогу единоличному правителю. Или же традиционные
структуры, опиравшиеся на примеры древних правителей Пунта, а также
мукаррибов и царей раннего южноаравийского периода, уже
оставили в наследство систему власти с единым вождем во главе. Вероятно, Аксум
начал выходить на первые роли местной политической сцены с одной стороны
проявляя военную активность, а с другой, возможно, развивая договорные
отношения с соседними племенными группами и постепенно набирая статус primus
inter pares (первого среди равных). У нас нет представления о том, каковы
были отношения аксумитов с окрестными народами вплоть до того времени, когда
последние определенно стали считаться их подданными; но можно предположить, что
господствующее положение, в конце концов достигнутое аксумитами, досталось им
нелегко, если даже в период расцвета Аксума то одно, то другое из малых племен
время от времени предъявляло претензии на свободу, именуемые в официальных
источниках "восстаниями".
Поглощение соседних племенных групп, похоже, последовавшее за первоначальным
порывом к экспансии, продолжалось до тех пор, пока аксумиты не взяли под свой
контроль значительную часть современной территории Эфиопии; при этом местные
правители часто оставались у власти в качестве царьков /царей второго порядка/
(sub-kings). Под покровом аксумской власти мы можем разглядеть ряд продолжающих
функционировать более старых систем управления. И, возможно, они в свою очередь
также каким-то образом влияли на аксумитов в политическом и культурном
отношении. В царских титулах надписей перечисляется несколько регионов,
несомненно тех, которые составляли наиболее важные провинции империи, а более
мелкие образования, упоминаемые в основных текстах надписей вместе с их
местными царьками, очевидно, не считались в достаточной мере значительными,
чтобы удостоиться особого упоминания в титулатуре. Возможно, к тому времени они
уже были сведены воедино обобщающим термином "хабашат", или даже в некоторых случаях -
"аксумиты", а практически преобразованы из представителей чужеродных племен в граждан Аксума.
Возможно, изначально название "хабашат" относилось к населению
процветающей восточной части Тиграя. Вероятно, воинские наборы в различных
племенах или родах, имевшие место после покорения таковых, расширили
возможности аксумитов по применению военной силы, а кроме того, они могли дать
названия некоторым воинским формированиям, известным по надписям (гл. 11: 2).
Трудно говорить об этом определенно, но возможно, у аксумитов сформировалось
понятие государства как объединения этих сообществ центрального региона, за
исключением упоминаемых в титулатурах особым образом. Главный титул, negus
на геэз или najashi по-арабски, (обозначающий царя или военного
предводителя) Аксума или "аксумитов", похоже, относится к ядру
племенных групп, принятых в состав единого образования и несколько отличных от
более "чужеродных" народов и областей, подпавших под власть Аксума
позднее. Однако имеющиеся в нашем распоряжении надписи Аксумской эпохи продолжают сообщать о восстаниях на внутренних территориях
на протяжении всего того времени, которое они охватывают; что же считалось
образующим "аксумитским" компонентом этого государства, мы представляем себе с трудом. Возможно,
земля, принадлежавшая подчиненным племенам, не рассматривалась как область, на
которую распространяется территориальная юрисдикция "аксумитов", и права на
нее оставлались закрепленными за самими племенами, а выплата дани обеспечивала
им определенную степень автономии. В таком случае эти соседи не сразу же
делались единым целым с аксумитами в политическом отношении путем слияния их
земель и институтов с аксумскими, однако то, что они в конце концов исчезают из
записей, показывает, что полное их поглощение было неизбежным финалом. Очевидно, что с точки зрения безопасности в
интересах аксумской короны было: ослабить провинциальные власти, лишить
царского достоинства провинциальных правителей и, наконец, перевести провинции в
непосредственное подчинение монархии, но лишь тогда, когда монархия была в
состоянии контролировать земли, приобретенные таким образом; однако, вполне
может быть, что продолжительное существование таких малых образований
свидетельстует о неспособности центрального правительства проделать все это
должным образом. Возможно, Аксуму приходилось мириться какое-то время с
ситуацией незавершенности, пока посредством политики постепенного замещения
аксумскими сановниками наследственных правителей, имевших власть над местными
подданными, признаки
самобытности малых образований постепенно не сглаживались.
Сохранение признаков самобытности отдельными племенами в
течение нескольких веков после их подчинения аксумскому влиянию может служить
объяснением тех восстаний, о которых сообщают аксумские надписи. Ведь если
предположить, что ни аксумских гарнизонов, ни царских вассалов (royal
retainers) с земельными владениями в пределах племенных территорий не было,
разжечь подобные возмущения было не так уж и сложно. Интересно, что Прокопий
(Dewing 1914: 183) все еще называет Адулис "гаванью адулитов",
пользуясь этнонимом, который много ранее применял Птолемей (Stevenson 1932:
108). Другие авторы, к примеру Епифаний (Epiphanius) (изд. Blake и de Vis
1934), включивший в конце четвертого века "адулитов" в перечень
царств "индийцев", также различают адулитов и аксумитов, хотя в
латинском переводе они сведены в одну категорию: "аксумиты с
адулитами" (Cerulli 1960: 16-17). Возможно, переход от формального
включения в состав Аксумского государства к устоявшейся структуре общества
требовал немало времени.
В свою очередь, изменения должны были затронуть также политические перспективы
самих аксумитов, частично, возможно, вследствие того, что их страна подверглась
греко-римскому и другим влияниям, особенно в результате развития красноморской
торговли и включения Аксума в более широкую сеть коммерческих связей. Около 200
года н.э. аксумские цари уже были способны на военное вмешательство во
внутренние конфликты в Южной Аравии, а для четвертого века у нас есть
свидетельство об их по крайней мере теоретическом сюзеренитете над нескольким
группами в Судане, такими как Касу, ноба (Noba), а также на
северо-кушитскими по своему языку племенами беджа (см. титулатуру надписей, гл. 11: 5). В этом отношении Аксум до
некоторой степени перенял имперскую роль царства Мероэ. На юге, народы
агау (центрально-кушитские в языковом отношении) также сделались подданными
семитоязычных аксумитов. Экспансия в прибрежную область адулитов позволила
Аксуму доставлять товары с противоположного берега Нила или с его притоков в свой
собственный порт на берегу Красного моря, и, наверняка, правители аксумитов надеялись, что их проекты по ту сторону Красного моря в конце концов позволят
им взять под контроль какую-то часть необычайно богатой торговли аравийских
царств. Имея союзником и торговым партнером могучий Рим, Аксум процветал,
опираясь на прочные географические и исторические реалии до тех пор, пока
положение дел не изменилось в конце 6-ого начале 7-ого века.
Культурная область аксумитов, как указывают названные места, имела центром
Эритрею и Тиграй, в частности местности Аккеле-Гузай (Akkele Guzay), Агаме
(Agame), а также область вокруг Аксума, Адуа и Шире (Shire). Также ее
следы встречаются в Эндерте (Enderta), Hamasien, Keren и вплоть до плато Rore (Conti
Rossini, 1931) и даже в Уолло (Wollo) (Anfray 1970). Некоторые, наиболее
обширные из предлагаемых пределов распространения царства все же представляются
маловероятными; к примеру Doresse (1971: 84) включает в число "крупнейших
портов аксумитов" не только Адулис, но и Deire на берегу Баб
аль-Мандебского пролива, а также приводит (стр. 90) утверждение Мэтью (Mathew)
о том, что здание, раскопанное в Амуде (Amoud) к югу от Берберы (Berbera),
предположительно аксумской постройки. Подобные соображения, вероятно основанные
на сообщении Monumentum Adulitanum о военных походах аксумского царя, до сих пор не нашли
подтверждения.
Районы Аккеле-Гузай и Агаме похоже следует отделять от поселений западного
Тиграя по причине различий в керамике и других элементах. Судя по
предварительным результатам Франсиса Анфрея (Francis Anfray 1974) относительно группы поселений на
северо-восточной дороге из Кохайто в Agula, Degum и даже Назрет
(Nazret), эта восточная "провинция" достигла наибольшего процветания
в позднеаксумскую эпоху. Аксум и поселения к западу, от Addi Dahno до Henzat и
области Йехи, предположительно, переживали благоденствие в дохристианский
период (с этими местами связано множество стел), но все же оно уступало
позднейшему восточному. В таком случае, Аксум даже в пятом и шестом веках мог
сохранять свой статус скорее благодаря престижу, как город царя и эпоним
царства, нежели по причине того, что особое преимущество его местоположения
оставалось в силе. Возможно, экспансия аксумитов в направлении Адулиса, открыв
западный регион для уже сложившейся (доаксумской?) торговой системы,
связывавшей восточное нагорье и Красное море, наиболее благоприятным образом
отразилась на городах востока, и до некоторой степени сделала место столичного
города в системе менее значительным. Уже к началу второго века Колоэ,
всего лишь в трех днях пути от Адулиса, был "первым рынком для слоновой
кости". Возможно, конечным итогом стало то, что восточные города богатели,
а более удаленная, пусть и столичная, западная область, получала меньшую долю в
новом притоке богатств.
3. Развитие Аксума; другая версия.
Другая, в высшей степени интересная версия Аксумской истории предлагается в
недавней работе Джозефа Михелса (Joseph Michels) (1986; исправлено 1988),
руководившего съемками в регионе Аксума и Йехи в 1974 году.
Его выводы можно сопоставить с исторической схемой, предложенной ниже (в конце
гл. 4: 2). Для данной области он выделяет семь
исторических фаз от конца позднего неолита через предаксумский южноаравийский
период к позднеаксумскому, начиная примерно с 700 до н.э. по 1000 н.э. Изучая
пространственное расположение поселений, классифицированных по размеру и
наблюдаемым (без раскопок) типам строений, Михелс вычленяет периодические
изменения в модели поселения, и, полагая, что они отображают сдвиги в политической
и экономической сферах, пытается экстраполировать их в исторический документ.
Кроме того Михелсом собраны коллекции керамики и обсидиана, и последняя из них
обеспечила его датами.
По результатам своих исследований Михелс выделил три предаксумских фазы (ранюю,
среднюю и позднюю) с начальными датами 700/400/150 до н.э., три аксумские фазы
с тем же подразделением и начальными датами 150/450/800 н.э., а также одну
постаксумскую - от 1000 года н.э. Особенно интересны самые ранние фазы,
поскольку работа Михелса представляет едва не ли первый шаг в направлении
определения типа структуры общества, существовавшего в Эфиопии до и в течение
периода южноаравийских контактов. Михелс выяснил, что его исследование
предполагает для самого раннего периода наличие туземных поселений лишь уровня
сел и деревень (village or hamlet level), без особого предпочтения к
месторасположению в той или иной из определенных им экологических зон.
Напротив, "южноаравийская" модель расселения отличалась наличием
каменных зданий на высоком основании в непосредственной близости от плодородных
пахотных земель или же аллювиальных/наносных долин, допускавших обработку земли
с применением южноаравийских методов ирригации. Михелсу представляется, что
этот первоначальный эксперимент в Эфиопии развивается таким образом, что во
второй предаксумской фазе, начиная с 400 года до н.э., его южноаравийский
характер становится все более преобладающим: "Они уже не просто
вторгаются в преимущественно туземную политическую и экономическую среду, но
меняют основу экономического, демографического и политического ландшафта".
Он выделяет четыре больших южноаравийских центра, возникших за счет более
ранних деревушек: "Традиционная автономия деревни или селения уступает
место более сложным системам управления и социополитической стратификации,
связанным с большими, имеющими выраженное ядро (nucleated) поселениями,
институционализированной религией, управляемой ирригацией и дальней
торговлей". Очевидно, что здесь нет места для предаксумской эфиопской
монархии D'MT (гл. 4: 1). Хотя Михелс подчеркивает, что его первый
южноаравийский период (в который лингвистические и палеографические исследования помещают эфиопские и южноаравийские надписи) вовсе необязательно был
попыткой политического господства в регионе, но лишь попыткой его
сельскохозяйственного использования; он утверждает, что колонистам "не
пришлось испытать противостояние и соперничество с туземным политическим
противником, сопоставимым по своей организационной сложности типу образований,
обычному для южной Аравии того времени." Но ведь это именно то, чем
предположительно была монархия D'MT, даже при том, что она явно разделяла
некоторые южно-аравийские культурные тенденции. Вместо этого мы можем
постулировать, что эфиопы, под властью монархии D'MT и ее наследников, скорее
проживали внутри некоторых сообществ, отнесенных Михелсом ко второму периоду,
нежели отдельно от них в "небольших деревнях", к которым он их
приписывает. Кроме того, трудно представить, чтобы второй период тянулся так
долго - с 400 по 150 до н.э.
Как бы то ни было, легко согласиться с идеей Михелса, что после
южно-аравийского колониального зенита (или зенита монархии D'MT), возвращается
более ранняя модель рассеянных сел и деревень. В этом нет ничего удивительного,
поскольку какова бы ни была эта господствующая сила (power), имевшая власть,
она исчезла, а вместе с ней и все знаки ее политического верховенства. Нет
больше крупных сообществ с выраженным ядром (nucleated), а также религиозных
святилищ (и, можно добавить, нет больше надписей). Михелс предполагает, что в
этот период децентрализации у "элитного сообщества переселенцев
внутри южно-аравийского культурного анклава, теперь в значительной степени
изолированного от экономического и политического ландшафта региона в
целом," единственным центром
оставалась Йеха. Данный период длился предположительно до 150 н.э.; его
поздний отрезок по времени соответствует некоторой части раннего материала,
который был найден во время последних раскопок в Аксуме (Мунро-Хэй 1989) и
вполне подтверждает принятую на сегодня дату сведений Перипла (гл.
2: 2).
После 150 н.э., в раннеаксумсую фазу Михелса, опять отмечаются изменения в
системе поселений (settlement pattern).
Михелс выделяет три уровня организации. Появляются чифдомы (chiefdoms), на ландшафте
обозначенные деревенскими сообществами со строениями каменной кладки,
представляющими собой жилища предводетелей/вождей (chiefly dwellings), а также
"царства" регионального масштаба площадью примерно 120-150 км2,
отмеченные довольно крупными сообществами с выраженными ядрами (nucleated) с
одной (или более чем одной) элитной резиденцией, а в Аксуме еще и грубой
стелой, установленной неподалеку от города. Третий уровень – это Аксумское
царство, и здесь выводы Михелса представляются достаточно интересными, чтобы
процитировать весь фрагмент целиком:
"Весьма вероятно, что это царство представляло собой конфедерацию,
которую возглавлял царь районного уровня, который управлял вассалитетом из
других мелких царей из пределов аксумской области. Таким образом, правитель
Аксумского царства был "царем царей" - титул, часто встречающийся в
надписях этого периода. Свидетельств же тому, что к означенной эпохе возникла
какая-то одна царская линия, до сих пор нет. И вполне может быть, что по
смерти царя царей, преемника избирали
скорее всего из числа всех царей конфедерации, а не исходя из первородства по
какому-либо из принципов."
(Следует отметить, что Кобищанов (1979: 202-3), опираясь на свой анализ обрядов
коронационной церемонии, уже предлагал идею о выборности аксумской монархии):
"Исходя из этого, есть повод задаться вопросом, был ли Аксум неизменным
местонахождением царского двора, особенно в течение ранней части этой фазы.
Несомненно, открытие рядом с Аксумом и в нем самом четырех крупномасштабных
элитных резиденций, которые, как считают, датируются этой фазой, предполагает,
что, вероятно, в конце данного периода Аксум начинал принимать на себя эту
функцию. Однако, в общем и целом, следует сделать вывод, что будучи
церемониальным и символическим центром царства в период ранней аксумской фазы,
Аксум передал царству свое имя, но еще не стал его постоянной светской
столицей."
Этот весьма отличный взгляд на происхождение Аксума затрагивает значительный
период со 150 по 450 гг. н.э., для которого доступно сравнительно мало
исторического материала. На первый взгляд, идея о том, что царей избирали из
числа правителей эфиопской конфедерации, может показаться удачным решением,
объясняющим "Bisi"- (что на геэз означает "человек из...")
-титул или этникон царей, отличный у
каждого следующего царя. В прочем, этот титул сохраняется и после прочного
утверждения наследственной династии с резиденцией в Аксуме, а кроме того, для
него имеются и другие объяснения (гл. 7: 5).
Несмотря на недостаток информации, тем не менее, судя по внешним источникам,
положение Аксума как светской столицы уже в самом начале этого периода
представляется вполне устоявшимся. И Перипл и Птолемей упоминают этот
город в качестве царской столицы (гл. 2: 2), метрополии с царским дворцом. Но
один вопрос остается без ответа: почему Аксум приобрел столь огромное значение
среди многочисленных эфиопских царств, что стал церемониальным и символическим
центром, так что цари самых разных регионов стремились назваться "царем
царей Аксума"? Скорее всего ответ таков: именно аксумские местные
правители и сделались постепенно "царями царей".
Около 200 года н.э. (примерно на 50 лет позднее даты, предложенной Михелсом для
начала этой фазы) царь GDR/GDRT оказался вовлеченным в южноаравийские дела, и
его имя, а также имена других трех царей: 'DBH, DTWNS и ZQRNS,
ассоциируются с титулами "nagashi Аксума" или "nagashi
Хабашат и Аксума" (гл. 4: 4), и с войнами в Южной
Аравии на протяжении столетия. С началом выпуска местных монет в конце третьего
века посредством монетных легенд (гл. 9) на первый план выводится титул
"царь аксумитов", а примерно в 30-ые годы четвертого столетия был
посвящен в свой сан Фрументий, епископ Аксума (гл. 10: 2). В течение всего
этого периода серьезное внимание уделяется лишь Аксуму или Хабашат (Абиссинии).
Аксум, несомненно, выделялся как церемониальный центр, место царских
захоронений и надписей, но он также был и столичным городом царства, а его
правители и народ назывались аксумиты (Прокопий, изд. Dewing 1914: 183) в честь
их города, обладавшего необычайным влиянием в регионе, которое продолжало
расти. Стелы и гробницы, явно обозначающие места захоронений местных
правителей, есть и в Матаре, и в прочих поселениях, так что в Аксуме
они, несомненно, с большей вероятностью
относятся к той династии, центр которой находился в самом Аксуме, нежели к
группе царей, чьи столицы располагались в других населенных пунктах страны. Семейная
тема (в связи с вопросом о царской родословной и порядке наследования - гл. 7:
4) довольно хорошо прослеживается в течение всего этого периода. Сыновья GDRT,
как и сыновья 'DBH, сражались в Южной Аравии; в начале же четвертого века
Эзана не только почти наверняка наследовал своему отцу Элла-Амиде (Ella Amida),
но и побывал под рукою матери, царицы-регентши, во время своего несовершеннолетия.
Позднее, в его собственное правление, два его брата сражались за него в его
войнах. Неизвестный автор надписи Monumentum Adulitanum (гл. 11: 5 и 3:
4), определенно датируемой этим периодом, обращает внимание на тот факт, что он
был первым и единственным из царей его предшественников, кто совершил подобные
завоевания; и хотя предположительно речь могла идти о прежних "царях
царей" из разных родов, в случае Эзаны все же более вероятно, что он
говорит о своих предках на аксумском престоле.
Трудно поверить, чтобы цари "районного уровня" (district-level),
последовательно избираемые на должность "царя царей" из различных
регионов, могли более 300 лет возглавлять царство, курс которого, несмотря на
это, был до такой степени цельным во множестве разнообразных направлений
деятельности: политика систематического вмешательства в аравийские дела,
непрерывный выпуск монет, а также устойчивое развитие в Аксуме архитектуры и культуры в целом - вряд ли все это можно было бы наблюдать при такой
перспективе. Короче говоря, представляется вполне очевидным, что достижения
этого периода, в том что касается организации военного и военноморского дела,
выпуска монет, монументального строительства и тому подобного, говорят за
нечто куда более централизованное, нежели слабая конфедерация мелких царств,
более-менее равных между собой.
Весьма вероятно, что когда Аксум начинал набирать силу, какие-то другие
городские центры в аксумском регионе еще продолжали существовать в качестве
столиц более-менее независимых политических образований (entities), но со
временем они подпали под гегемонию Аксума. Даже в царствование Эзаны или
Калеба, группы близкие к центру царства, такие как агуэзат (Agwezat),
продолжали восставать во главе со своими собственными царьками (гл. 11: 5), и,
возможно, среди "царств регионального масштаба", которые выделяет
Михелс, представлены один или более из этих местных центров таких групп,
современников и вассалов царей Аксума. Возможно, много ранее аксумиты, как предложено
в гл. 2: 2, состояли с соседними племенными группами в союзных
отношениях, но, похоже, к рассматриваемому периоду эти разрозненные элементы
были собраны под управлением единого центра власти, Аксума. Без дальнейших
раскопок мы вряд ли сможем обнаружить признаки, которые могли бы послужить иллюстрацией этому, как то:
соотношение размеров элитных резиденций Аксума и подчиненных ему центров, или
рост количества импортных предметов роскоши в одном месте относительно другого;
однако, судя по уже проделанной работе, представляется несомненным тот факт, что
Аксум был "центральным местом" Эфиопии, по крайней мере, начиная с
первого века н.э.
С 450 по 800 н.э. Михелс усматривает "взрывной рост в ряде поселений, а
также в количестве общего населения региона ... Сам же Аксум теперь выглядит
как столичное образование (metropolitan entity), состояшее из четырнадцати
городов и селений в пределах радиуса трех километров." Чифдомы
регионального масштаба исчезли, и почти все элитные постройки
теперь находятся внутри столичного (metropolitan) Аксума. На Амба Бета Гийоргис
(Amba Beta Giyorgis **Амба Бета Гийоргис - одна из двух гор,
возвышающихся над Аксумом), выше самого города, а также в других местах имелись
мастерские, отмеченные присутствием рабочих приспособлений из слоистого камня.
Возможно и даже вероятно, их следует идентифицировать как устройства для
обработки поступавшей в город слоновой кости перед ее перепродажей за рубеж (в
прочем, наличие этих каменных скребков может указывать еще и на то, что уже в
это время началась торговля кожей, засвидетельствованная для более поздней
эпохи, поскольку такие приспособления могли использоваться также для обработки
шкур). В этот период, как считает Михелс, произошла концентрация правящего и
торгового классов в Аксуме, в то же время на окружающей территории существовало
множество деревенских общин, занимавшихся сухим земледелием (dry-farming),
характерным для местности в непосредственной близости от столицы, снабжавшей ее
продовольствием.
За исключением дат, уводящих нас далеко от окончания чеканки монет в период, когда,
согласно указанию археологических свидетельств, многие элитные резиденции
пребывали в руинах или, по крайней мере, подверглись незаконному захвату
(Munro-Hay 1898), образ большого города, с его "концентрацией
экономических, демографических и политических активов", вполне
представляет Аксум в его зените. Но Михелс также относит к этому периоду
"явно заброшенное состояние" царских могил "конфедеративной
фазы", что, по-видимому, "подчеркивает консолидацию власти в пределах одного
царского рода".
События можно интерпретировать очень по-разному. В данной книге гробницы и стелы,
развивающиеся по хорошо прослеживаемым архитектурным линиям, рассматриваются
скорее как представляющие непрерывное существование в Аксуме на протяжении долгого периода "монархии
воистину государственного уровня",
кульминацией чего стали огромные стелы и гробницы конца третьего - начала
четвертого веков. Михелс цитирует Бутцера (Butzer) (1981) отмечая, что главное
поле стел было "в течение этой фазы перекрыто обширным жилым
сообществом". В действительности же, среди стел и их оснований в 'Парке стел'
(Stele Park) нет никаких жилых построек, за исключением значительно более
поздних (девятнадцатого века ?), найденных DAE (**Германской археологической
экспедицией) (Littmann 1913), которые были удалены примерно в 1965 году по причине создания 'Парка cтел'. Французский археолог Анри де Контансон (Contenson 1959) - которого в свою очередь цитирует Бутцер, приводя эти
сведения - особо отмечает " les rares éléments
architecturaux attestés dans ce niveau".
(**на этом уровне засвидетельствованы редкие элементы архитектуры) Он
обнаружил следы восходящего ко времени после падения самой большой стелы (которое, вероятно, произошло в правление царя конца четвертого века Уазебаса (Ouazebas) или чуть позже) жилища, имевшего вид однокамерного здания, построенного у
стены главной насыпи (terrace) на отложениях, покрывающих расположенную
неподалеку большую гробницу, именуемую Nefas Mawcha (гл. 5: 5; **эта гробница
оказалась под верхней частью рухнувшей стелы http://www.flickr.com/photos/39152260@N00/2585794518/).
Но одинокое строение, стоявшее, что следует подчеркнуть, даже не внутри
кладбища, что четко определяется по стене главной насыпи, а снаружи, вовсе не
означает, что все кладбище целиком было заброшено, и никак не походит на
остатки "обширного жилого сообщества". Речь всего лишь о том, что за
пределами кладбищенской стены, на участке выше и севернее гробницы Nefas
Mawcha, которую в любом случае планировалось засыпать (гл. 5: 5), на наносных слоях, частично покрывавших стену насыпи, располагалось какое-то
жилище конца четвертого века. (**вот здесь есть небольшой план места - http://www.aluka.org/action/showMetadata?doi=10.5555/AL.CH.DOCUMENT.bieaaks00037&pgs&cookieSet=1 - по центру рухнувшая стела, вверху слева - гробница, условно именуемая Мавзолей, внизу справа - Nefas Mawcha; фотография, на которой под нижней частью стелы, явно ниже Мавзолея, виднеется какая-то кладка - http://www.flickr.com/photos/kolfekeranyo/3068088417/ - вероятно, она поздняя, работы DAE и Литтмана, сделана для закрепления фрагментов и предотвращения дальнейшего разрушения, еще: http://artzone.daz3d.com/index.php?/gallery/user/vi/&mid=30220&aid=9625 ; сама же Nefas Mawcha сверху покрыта массивной плитой-монолитом) Скорее всего, с наступлением христианства и
обрушением самой большой стелы, показавшим невозможность установки более крупных
памятников, было освоено (Munro-Hay 1989) строительство погребальных сооружений
нового типа, примером которых может служить 'Гробница с фальшивой дверью' (Tomb
of the False Door; фото -
http://www.traveladventures.org/continents/africa/axum07.shtml)
(гл.
5: 5). Возможно, это и означало,
что стелы больше не возводились, но вовсе не то, что более древние памятники
оказались в "полном небрежении", поскольку гробницы нового типа
строились на том же самом кладбище.
Последняя аксумская фаза, предложенная Михелсом, как и предыдущая, соответствует
заданной схеме, но значительно удалена от предполагаемой даты. В этой фазе
происходит сокращение населения, исчезновение мастерских уровня фабрик и
заметное сжатие черты города, в сочетании с возобновлением существования в
регионе мелкомасштабных чифдомов. Все это могло быть следствием
упадка Аксума, и возможного перемещения правительства в другой, более
подходящий центр по причинам, предложенным ниже, гл. 15.
Интересная подробность, отмеченная в работе Михелса 1986 года, заключается в
том, что в позднеаксумский период проявляет себя новый фактор: впервые места
для дворцов и элитных резиденций начинают подбирать с явным учетом соображений
их обороны. Если это не связано с тем простым фактом, что все лучшие места к
тому времени уже были заняты, то, возможно, было реакцией на бедствия,
подобные тем, что описаны в текстах hatsani Дан'эля (Danael) (гл. 15).
Если же здания были построены уже после того, как Аксум перестал быть центром
правительства, то эти жилища могут представлять его пережиток, а именно тех, кто
продолжал управлять регионом, оставшимся в подчинении старой столицы.
4. Крупные и малые города, селения.
Внутри расширившегося Аксумского царства выросло несколько процветающих
городских сообществ. Адулис, главный аксумский, а вероятно и предаксумский,
порт, а также сам Аксум - это особые случаи; но, судя по данным
археологии и письменных источников, ряд городов, по-видимому, обосновался на торговых путях и
их пересечениях, а также прочих местах с особо благоприятными условиями.
Одним из таких необходимых условий была, очевидно, доступность воды (Anfray 1973i: 15, n. 5).
Развитие в аксумской Эфиопии определенной степени урбанизма - феномен
интересный, но до сих пор не задокументированный даже частично. От
многих "городов" остались лишь следы нескольких монументальных
сооружений, таких как храмы, церкви или элитные/административные постройки, а также
россыпи керамики на поверхности. Сообщения о них восходят еще ко времени самых
первых экспедиций в Эфиопию, но лишь немногие из них были изучены должным
образом, худо-бедно раскопаны и зарисованы на планах. Так что, раскопки все еще
могут сулить сюрпризы, и таковые уже имели место в Матаре. Но в основном такие города
были, наверное, не очень большими, и статус их вряд ли был многим выше, чем у
большой деревни; в прочем, Матара, похоже, была сообществом явно значительного
размера (Anfray 1963, 1974; Anfray and Annequin 1965). Подобные сообщества,
вероятно, имели гораздо более тесную связь со своей сельской округой, чем,
скажем, современные промышленные города. Но, даже если все было именно так, их
существование свидетельствует о производительности сельского хозяйства,
достаточной для получения излишков, необходимых для снабжения хотя бы части
городских жителей, занятых в специальных сферах, и о наличии возможностей
более-менее эффективного обмена и доставки на региональном уровне. Структура городов
(urban setting) Эфиопии,
включавшая порт, столицу и торговые или ремесленные города, предполагает
развитие стратификации общества. На вершине мы можем видеть хозяев элитных
жилищ и гробниц сложной конструкции. Последующие разряды, вероятно, составляли
купцы, торговцы или посредники, составлявшие систему снабжения, или
архитекторы, строители и ремесленники, занятые в строительстве. Фундамент
системы опирался на труженников полей и работников других секторов. Исходя из явно
продолжительного существования этих городов, мы можем предполагать, что страна
располагала в достаточной мере стабильными условиями, как в политическом так и в других отношениях. Это, по крайней мере, частично урбанизированное аксумское общество составляет разительный контраст с положением дел в позднейшей
Эфиопии, где, как отмечали путешественники, не было ни городов, ни значительных
поселений, а была лишь передвижная "столица", следовавшая за
императором, которая, исчерпав ресурсы одного региона, перемещалась в другой
(Pankhurst 1961: 137ff).
Признаки аксумской культуры встречаются на местах многих городов, ряд из
которых изначально были центрами племенных групп, впоследствии завоеванными
аксумитами. Город-порт Адулис, который со временем занял, согласно Парибени
(Paribeni) (1907: 443), площадь не менее 20 000 кв. метров и имел гавань и
таможню в близлежащей Габазе, по-видимому, изначально появился как
центр прибрежного народа, называвшегося адулиты (Adulitae). Это был первый
пункт долгого торгового пути до Судана, имевший благодаря удачному расположению в
бухте на побережье Красного моря явные возможности для обогащения
посредством торговли. Свидетельства его процветания дали раскопки Сундстрема и
Парибени в 1906 году, при которых на
нескольких разных уровнях проживания (occupation levels) было найдено множество золотых монет (Sundstrm 1907,
Paribeni 1907). Вряд ли это был единственный порт или приморский город
аксумитов, и даже известен еще один городок на побережье к северу, называвшийся
Самиди (Samidi) (см. ниже). На островах Дахлак, что неподалеку от побережья,
(Puglisi) Пульизи (1969: 37ff) выделил, как почти несомненные свидетельства
активности там аксумитов, 4 типично аксумские то ли капители, то ли базы колон
и одну колону с резными желобами (chamfered column), вторично использованную
при строительстве здания в Гимхиле (Gim'hil), а также материал с более сложной
резьбой по камню с Дахлак Кебира (Dahlak Kebir). Вполне может быть, что все
это было доставлено туда в более позднюю эпоху, однако невозможно представить,
чтобы аксумиты, столь долго контролировавшие побережье, не решились овладеть
этими островами, расположенными прямо по курсу на их главный порт.
По-видимому, оборона не была насущной потребностью жителей Адулиса; хотя в
эпоху Перипла (Huntingford 1980: 20) для иноземных судов было вовсе не
безопасно становиться на якорь в непосредственной близости от эфиопского
берега, город, похоже, не был окружен стенами. Парибени (Paribeni) (1907: 444)
обследовал его со всех сторон в поисках каких-либо признаков укреплений, но
без успеха.
Адулис вмещал в себя большие и элегантные здания, церкви и городские дома
поменьше с малым количеством помещений (Paribeni 1907; Anfray 1974). Он
находился на небольшом расстоянии вглубь суши от портовых сооружений Габазы. Перипл
и Прокопий, не упоминают Габазу, но говорят о расстоянии в 20 стадиев от
действующей гавани до самого Адулиса (Huntingford 1980: 20; Procopius, изд.
Dewing 1914: 183). Эфиопское название Адулиса, возможно, было Зала (Zala) (Caquot
1965: 225). Купец Косма, помещающий город в "двух милях" от берега
(Wolska-Conus 1968: 364), упоминает о том, что в Адулисе имелся правитель,
Асбас (Asbas) (Wolska-Conus 1968: 368), и что там торговали купцы из
Александрии и Элы (Ela) (Аэла (Aela) или Эйлат) (Wolska-Conus 1968: 364). На
карте Космы, сохранившейся в довольно поздних копиях, Адулиса показан так, что
Габаза относительно него находится на берегу моря несколько к югу, а Самиди
(Samidi) - к северу (Wolska-Conus 1968: 367). Парибени, желая проверить, не был
ли сам Адулис изначально на побережье, сделал раскоп с
восточной стороны поля развалин (ruin-field) в поисках соответствующего
свидетельства, но вместо ожидаемого раскоп открыл церковь (Paribeni 1907: 529).
Парибени (Paribeni) (1907: 444) также предпринял поиски знаменитого Momumentum
Adulitanum. Этот памятник представлял собой нечто наподобие символического
трона, похоже, довольно изощренной конструкцией. Косма описывает его как
стоящий у входа в город с западной стороны, у дороги на Аксум. Перед ним
производились казни. Он был выполнен из ценного белого мрамора, но, как
утверждает Коcма, не Проконнесского сорта (**Проконнес - совр. о-в Мармара
на Мраморном море; "иного сорта, нежели тот, что доставляется с
Проконнеса"; см. выше или по ссылке в верхнем левом углу иллюстрации - http://www.tertullian.org/fathers/cosmas13-plate1.gif),
с квадратным основанием, поддерживаемым четырьмя стройными колонами по углам и
еще одной, более мощной колоной с резным спиральным узором - по центру. Трон
имел спинку, украшенную скульптурными изображениями Гермеса и Геркулеса, а
также два подлокотника. За ним находилась базальтовая стела, поверженная и
разбитая, с заостренной вершиной. Оба памятника, рисунки которых всключены в
карту Эфиопского побережья Космы, имели надписи на греческом языке, одна, та
что на стеле - от Птолемея III (246-221 до н.э.), а вторая, на троне - от
неназванного Аксумского царя (см. гл. 11: 5).
Название таможенного пункта Адулиса, Габаза, сохранилось также в Martyrium
Sancti Arethae (Carpentier 1861: 747), где таким образом названа стоянка
морских судов возле Адулиса. /**см. русский перевод эфиопской версии здесь - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Aethiopien/Aksum/Inschriften_2/istor_zit_nagrana.htm
- «История жителей Награна и мученичество святого Хирута…» (Хирут=Арета/Арефа)/ В этом
повествовании о преследованиях в южной Аравии
шестого века рассказывается об отшельнике по имени Зонайн (Zonaenus),
изначально выходце из Аэлы (Aela), проживавшем в городе Саби (Sabi), за который
принимали прибрежный городок недалеко от Адулиса (Irvine, в Dictionary of
Ethiopian Biography 1975: 217), а также о царе, который спустился из этого
города в Адулис, получив благословение отшельника. Однако, это больше
напоминает указание на скит Аббы Пантелевона (Abba Pantelewon) в
непосредственной близости от Аксума (Boissonade 1833; Carpentier 1861: 748,
751). /**Монастырь Abba Pantelewon
находится на горе - http://flickr.com/photos/85488966@N00/353509030/
- рядом с Аксумом, поэтому «спустился»/ Карпентье (Carpentier) обратил
внимание на следующее замечание Теллеша о месте под названием Саба (Saba): "Возле
Ауксума (Auxum) или Акзума (Aczum), в царстве Тигре (Tigre) в Эфиопии, по сей
день имеется небольшое селение называемое Саба (Saba) или Сабаим (Sabaim), где,
говорят, родилась царица Шебы (Sheba) или Сабы (Saba)" (Tellez 1710:
71).
Птолемей упоминает город с названием Сабат (Sabat), который он помещает к
северу от Адулиса (Stevenson 1932: 108, а также карта, на которой он обозначен
как Сабас (Sabath)). Возможно, он идентичен Самиди (Samidi) Космы. Хантингфорд
(Huntingford) (1980: 100) предположил, что Сабат скорее можно было бы
идентифицировать как город Сауе (Saue), упомянутый в Перипле, который
находился на аравийской стороне в трех днях пути от побережья между Muza и
Zafar. Таддесе Тамрат (Taddesse Tamrat), вслед за Конти-Россини (Conti
Rossini), отождествил Сабат с Гираром (Girar) возле Масcауа (Massawa) (1972:
14). Карпентье (Carpentier) указывал на "Sabae, эфиопский порт на
Красном море, отмеченный Страбоном, и Sabat, эфиопский город в заливе Адулиса,
упомянутый Птолемеем". Случалось, и сам Адулис отождествляли с Сабой
(Saba) Страбона, а Ассаб (Assab) с его же Сабаи (Sabai) (Strabo XVI;
Huntingford 1980: 168-70), а также предлагали для него более древнее
происхождение (см. Munro-Hay 1982i). До тех пор, пока не будет известно больше о ранних
археологических уровнях местности Адулиса, древность его происхождения останется
неопределенной. Между тем Парибени, обнаруживший в пробных раскопах
археологические отложения глубиной свыше 10 м (Paribeni 1907: 446ff, 566),
считал, что значительная их часть относится ко времени до развития устойчивых
контактов с другими цивилизациями.
Чтобы попасть в Колоэ, город упомянутый в Перипле (Huntingford 1980:
20; Casson 1989: 53), приходилось пробираться в нагорье долинами с крутыми
склонами, уводящими от приморской равнины, на которой располагался Адулис, к примеру долиной реки Хаддас (Haddas). Города Колоэ и Maste также названы Птолемеем (Stevenson 1932:
108) в числе городов внутренней части страны, удаленных от реки. Значение Колоэ
было связано с его положением первого внутреннего рынка, где можно было
приобрести слоновую кость (см. также гл. 8: 4). Возможно, его следует
отождествить с нынешней Матарой в южной Эритрее. В этом месте
французский археолог Франсис Анфрей (Francis Anfray) произвел ряд впечатляющих раскопок (Anfray
1963, 1967, 1974; Anfray и Annequin 1965), обнаружил множество больших и
великолепных особняков (mansions) с окружающими постройками (dependencies), а также
церкви, гробницы, и даже некоторые жилые дома из более скромных районов. /**предполагаемый
квартал простых жилищ или лавок в Матаре /
Рядом со зданиями он нашел также материальные остатки весьма утонченного образа
жизни. История города, как выяснилось благодаря раскопкам, восходит к
предаксумскому периоду, хотя этот наиболее ранний археологический слой оказался
доступен только на очень строго ограниченных участках, и потому не был
исследован в полном объеме. Кохайто далее к северу - еще один город,
в котором тоже имеются руины внушительных построек (Littmann 1913: II, 148ff),
но который до сих пор не подвергся раскопкам - также может быть претендентом на
идентификацию в качестве Колоэ. Особенно он примечателен дамбой, сложенной из
семи, имеющих отступ (stepped back) в типичной аксумской манере, рядов (courses) отесанного камня, которая до сих пор
удерживает воду после (**сезона) дождей.
**
несколько фотографий с плато Кохайто: дамба, остатки зданий с колоннами
- http://www.meroitica.de/qohayto.html
От Колоэ
путь шел на Аксум и дальше; и хотя в своем южном протяжении он проходил через
многочисленные общины аксумитов, поселений на этом главном пути от севера к
югу выявлено сравнительно мало, а к западу от столицы - и того меньше.
Восточная же часть нагорья напротив изобилует руинами городов и деревень, и
совершенно очевидно, что эта часть Аксумского царства была населенным и
процветающим регионом еще с предаксумских времен (Anfray 1973i: 20). Сам же
Аксум, надо полагать, находился в пределах доступа относительно ряда
деревень, в чьей продукции, несомненно, нуждалось растущее население города
(Михелс, у Кобищанова 1979).
Общая однородность/гомогенность архитектуры и материальных продуктов этих
древних эфиопских городов очевидна, и, несмотря на региональные различия,
например в типах строительного камня и керамики, единая "аксумская"
природа этой цивилизации неоспорима. Большие особняки (mansions) в городах могли
быть резиденциями царьков (sub-kings), перенявших стиль жизни метрополии, или
же они принадлежали аксумским управляющим/губернаторам (governors) и крупным
чиновникам. До сих пор не установлена принадлежность ни одного из этих дворцов
(mansions) какому-либо местному правителю (local ruler), известному по
надписям, какими были, например, цари агуэзат, упоминания о которых
относятся к эпохам Эзаны и Калеба (гл. 11: 5), но, скорее всего, получить
информацию столь специфического характера уже практически невозможно. Зато нет
ничего невозможного в том, что со временем будет установлена резиденция архонта
(archon) Адулиса или местного управляющего (local controller) в Матаре. В последней
здания особняков (mansions) содержали такие признаки богатства и власти как
матарский клад (ювелирные украшения из золота в бронзовом сосуде),
гробница сложной конструкции, и даже, в одном месте, несколько скелетов,
по-видимому, пленников, так и оставшихся лежать закованными в цепи в
подвалах-темницах. /**план трех “дворцов” Матары (A, B, C) и церкви D, примыкавшей к одному из них (C)
О
структуре /распределения/ поселений (settlement pattern) Аксумского царства пока
что известно немногое, однако уже можно выделить ряд густонаселенных районов.
Вероятно, города и деревни вдоль основных путей на юг и восток от Адулиса в
направлении Аксума, такие как Кохайто, Текондо, Матара, Зала-Бет-Македа, Хам,
Этчмара, Гуло-Македа, Хагхеро-Дерагве, Йеха, Дергоуа и Хензат, как и
располагавшиеся далее к югу от Энда Марьям Цийон Техота и Марьям Кедиха по
дороге западнее внешнего края плато (escarpment), или вдоль ветки, которая
проходила через Анзу, Хавзьен и Дегум, по крайней мере, вплоть до Черкос Агулы и
Назрета (Anfray 1970), образовались одновременно с главными маршрутами торговли
и снабжения на местах их пересечения с путями, шедшими во внутренние области
(into the interior). /Qohayto, Tekondo, Matara, Zala-Bet-Makeda, Ham, Etchmara,
Gulo-Makeda, Haghero-Deragweh, Yeha, Dergouah, Henzat, Enda Maryam Tseyon
Tehot, Maryam Kedih, Anza, Hawzien, Degum, Cherqos Agula, Nazret/ Вероятно,
подобные центры располагались в районах сельскохозяйственных поселений и
служили им рынками сбыта и местами обмена, а некоторые из них, возможно, сами
поставляли специфическую местную продукцию или, в случае удачного расположения,
оказывали услуги, связанные с перемещением товаров по главным дорогам.
Аксумские поселения представлены также к западу и к северу от Адулиса, а надпись
Сембритэса (Sembrouthes) из Дакки-Махари (Daqqi Mahari), постройки и монеты в
Арато (Arato) (Piva 1907), и тому подобные следы, доходящие на севере до Рора
Лабы (Rora Laba), а может и дальше, подтверждают что данный регион относился к
аксумскому миру (milieu). Однако, в виду недостатка данных археологии, трудно
предполагать, каковы могли быть пределы Аксумского царства в его зените. Конти-Россини (Conti Rossini) (1931) отмечает руины на севере Эритреи с, возможно,
аксумскими родовыми чертами (Aksumite affinities), особенно троны в Дикдике
(Dicdic) и гравированную стелу в Рора Лабе (Rora Laba) со скульптурными
изображениями льва и вола, а Анфрей (Anfray 1970) описывает, по-видимому, аксумские
колонны из Кенеды (Qeneda) в Уолло (Wollo), а также скульптуру льва в Тчика-Берете
(Tchika-Beret) на юге Уолло, предположительно параллельную хорошо известным
аксумским желобам для воды, украшенным изображениям львиных голов /**см. фото http://st-takla.org/Pix/Ethiopia/North-Ethiopia_June-2008/Axum/7-Archeological-sites/www-St-Takla-org__Ethiopia-2008__Axum-7-Archaeological-Sites-058.jpg/.
Исследование Анфрея является на сегодняшний день наиболее информативным, однако
чтобы установить границы аксумского проникновения необходимо продолжать
работу.
Характерная черта, нередко встречающаяся на месте аксумского города - наличие
такого элемента как особняк с окружающими его хозяйственными постройками (the mansion-and-dependencies element)
(гл. 5: 4). Подобные усадьбы было особенностью не только городов, но также, по крайней мере, похоже, так было в случае самого Аксума, они были рассеяны и по
сельской местности (hinterland), возможно, представляя собой местные центры
вокруг домов крупных землевладельцев (landlord). Согласно исследованию Йозефа
Михелса, предпринятого им в 1974 году (Михелс у Кобищанова 1979; Michels 1986)
таких элитных резиденций обнаружено немало как в столице, так и в окрестностях,
а также в области с несколькими деревнями, доходящей до самой Йехи.
Было бы соблазнительно применить к этим группам особняков с усадьбами термин
"вилла" (Anfray 1974: 761), однако в отличие от римских вилл не все
эти дома были загородного или сельского типа. Самые большие из них, находившиеся в
Аксуме и других городах, могли иметь назначение отличное от того, что имели
дома поменьше, рассеяные по сельской местности, несмотря на то, что и те и
другие могли строиться по одинаковому генеральному плану; в прочем,
это пока еще окончательно не установлено, поскольку на данный
момент раскопано лишь несколько городских дворцов, из числа же более отдаленных не
раскопано ни одного. Сведения, опубликованные Михелсом, мало что говорят нам о
возможном назначении больших и малых элитных резиденций в районе Аксума, так что мы можем лишь строить
догадки относительно их интепретации с точки зрения общественного устройства и
экономики. Если бы нам было известно больше о хронологии развития этих дворцов, то мы бы могли проследить, был ли этот тип создан в Аксуме и переместился сперва
из столицы и царской среды в другие города, а затем был принят в качестве
образца для сельских особняков класса землевладельцев; такой порядок кажется
правдоподобным. С другой стороны, они могли зародиться где-нибудь в другом
месте, например, в Адулисе, который был в большей степени подвержен иноземным
влияниям, и оттуда распространиться в Аксум и сельскую местность.
В тех городах, которые стали административными центрами Аксумского государства,
аксумские учреждения (Aksumite institutions), вероятно, должны быть особенно
заметны. В самых больших дворцах, скорее всего, квартировались правители
регионов, так что они функционировали как правительственные и церемониальные
центры: их планировка, отводившая особое место
внушительному центральному павильону с подиумом и лестничными пролетами,
похоже выполнена с явным намерением произвести впечатление. Внешние ряды построек
подобных городских дворцов, вероятно, частично отводились под жилье, а частично
использовались для хозяйственных нужд (service activities). Мы до сих пор
пребываем в археологическом неведении относительно того, что происходило в
усадьбах. Некоторые особенности, такие как печи, указывают на домашние работы
(domestic activities), производившиеся для главного жильца и его приближенных;
другие, такие как, возможно, система обогрева, проходившая под полом, похоже
указывают на роскошь такого жилища. Какие-то помещения могли быть задействованы
в производстве предметов обихода. Франсис Анфрей (Francis Anfray) раскопал один из таких
особняков, так называемый " Château de Dungur" (**Дунгурский дворец), в непосредственной близости
от современного Аксума к западу, и когда результаты этих раскопок будут
полностью опубликованы, мы несомненно получим более ясное представление о
природе этих сооружений (Anfray 1972).
Иллюстрация 7. Вид на виллу в Дунгуре (Dungur villa), демонстрирующий один из
фасадов центрального павильона с двойной лестницей, ведущей ко входу. Фото R. Brereton. – http://en.wikipedia.org/wiki/Image:Ruins_in_Aksum,_Ethiopia.jpg
Наверное можно предположить, что загородные особняки скорее всего располагались в
поместьях сельскохозяйственного назначения ближайших городских окрестностей, и,
возможно, принадлежали горожанам, располагавшим достаточными средствами, чтобы
построить себе еще одно жилище. Земли вокруг Аксума или другого крупного
города, вероятно, сделались хорошим капиталовложением, поскольку с ростом
города увеличивался также спрос на продовольствие. Не находились ли некоторые
из этих особняков в поместьях, выбранных исходя из того, что они были в состоянии
производить значительные излишки продовольствия, которые можно было поставлять
в столицу? Некоторые из известных нам особняков находились достаточно близко к
Аксуму, чтобы эксплуатировать постоянный спрос, создаваемый городским рынком,
при условии наличия сносной дороги и транспортной системы, обеспечивавших
сохранность скоропортящихся товаров при доставке; возможно, при внутренних
поставках применялись колесные телеги и носильщики, а к северо-востоку от
Аксума была обнаружена искусственная каменная дорога, по-видимому древняя. С другой стороны, этот спрос должен был стимулировать производство. При
таких обстоятельствах легко себе представить аксумского представителя знати или
предпринимателя, решившего попытать счастья, инвестировав в сельское хозяйство,
и строящего в своем поместье подобие собственного городского дворца. Такие
особняки были бы в каком-то смысле вторичными по отношению к городским. В
качестве возможной альтернативы, не стоит ли подумать о "сельской
аристократии", живущей и занимающейся сельским хозяйством в своих поместьях?
На самом деле, нам ничего не известно об этих предполагаемых поместьях,
лишь наличие самих особняков позволяет нам постулировать также наличие поместий.
**Репродукция иллюстрации, представляющей реконструкцию (DAE) одного из дворцов Аксума (Ta’akha Maryam?) -
Общий план Дунгурского дворца - http://www.flickr.com/photos/34825263@N00/3548352083
5.
Население.
Население аксумских деревень, вероятно, мало отличалось от их нынешних
обитателей: семитоязычные ("аксумиты, хабаш"), обязанные частью своей
культурной традиции южноаравийским переселенцам древних времен - в центральном регионе, и кушитоязычные - по периметру царства.
Мы знаем, что племенные группы после подчинения Аксуму, оставались во власти
своих местных правителей, и, вероятно, те из них, которые не находились в
непосредственной близости от столицы, могли частично сохранять свое социальное
устройство. Но мы также знаем из надписей, что для мятежных племен применялось
насильственное переселение, и таким образом,вероятно, вводились некоторые
чужеродные элементы. К примеру, Эзана переместил 4400 людей из племени беджа в
провинцию под названием Матлия (Matlia) (гл. 11: 5), что, похоже, на практике
представляло собой переход длительностью в несколько месяцев. Существует
предположение, что именно это перемещение могло породить современное название
провинции Бегамдер (Бегамедер) /Begamder (Begameder)/, т.е. "Земля
беджа".
**Замок
Каср-Амра http://en.wikipedia.org/wiki/Image:Qasr_Amra.jpg
**Ч/б
рисунок панели шести царей (среди которых где-то там есть и эфиопский правитель) из фресок замка Каср-Амра http://www.oberlin.edu/art/images/art109/16.JPG
**Другие
фрески Каср-Амра http://www.ucpress.edu/books/pages/9924/9924.images.php
Никаких
рисованных или скульптурных изображений аксумитов, которые могли бы нам дать
представление об их наружности, не сохранилось; за исключением сильно
поврежденного рисунка эфиопского правителя в замке Каср-Амра/Кусейр-Амра
(Qusayr Amra) в Иордании, и глиняных голов на кувшинах, найденных в ходе
раскопок (Munro-Hay 1989: 280). /**возможно, имеется в виду нечто вроде -
http://st-takla.org/Pix/Ethiopia/North-Ethiopia_June-2008/Axum/7-Archeological-sites/www-St-Takla-org__Ethiopia-2008__Axum-7-Archaeological-Sites-062.jpg
и http://st-takla.org/Pix/Ethiopia/North-Ethiopia_June-2008/Axum/7-Archeological-sites/www-St-Takla-org__Ethiopia-2008__Axum-7-Archaeological-Sites-061.jpg/
Пиренн (Pirenne) заметила, что прически последних сходны с прическами фигур,
высеченных на декорированных балках (roof-beams) майнского храма (temple of Ma'in) в Южной Аравии (1977: I. 255-7).
Другой тип прически, похоже, представлен на небольшой маске-подвеске
(mask-pendant) из Аксума (Tringali 1987: Tav. VIa). Также не существует
индивидуальных портретов, если не считать того, что один из византийских послов
описал наряд и украшения царя Калеба, в которых тот присутствовал на мероприятии государственного значения (гл. 7: 2). Черты царей на монетах
являются фиксированными начиная с самых первых выпусков, так что они мало что
говорят нам об истинном облике; большие глаза, прямой нос, выступающие губы
и подбородок могут быть в равной степени связаны как с условностями, принятыми
у резчиков штемпелей, так и с реальным портретом (an idea of portraiture). Как
это ни удивительно, но в предаксумский период ситуация отличается. Статуи, фрагменты
статуй и рельефные скульпуры (relief sculpture) из предаксумских поселений в
Адди Галамо (Addi Galamo) и Хаулти (Hawelti) (Caquot and Drewes 1955; de
Contenson 1963ii) являют нам женские фигуры в элегантных одеяниях, с плотно
прилегающими друг к другу кудряшками, большими выпуклыми глазами, подведенными в
египетском стиле, и загадочными улыбками на устах. [**вероятно, имеется в
виду нечто подобное - http://www.lucyexhibition.com/press_images/Ceramic-figurine.jpg
; отсюда - http://www.lucyexhibition.hmns.org/press.aspx]
Две статуи из Хаулти изображают женщин, одетых в длинные платья, видимо, в
складку, и украшенных тяжелыми тройными ожерельями; больше всего они напоминают
некоторые южно-аравийские скульптуры богинь (Pirenne 1977: I. 439, I. 451).
Другие скульптуры, из Адди Галамо, одеты в платья с бахромой, украшенные
повторяющимся узором из точки внутри круга, составленного из еще восьми точек.
Мужская фигура, выгравированная на искусно сработанном закрытом (**по бокам
он был закрыт панелями об одной из которых идет речь, а недалеко от него была
найдена скульптура) троне из Хаулти облачена в куда более короткий - до
колена - килт, накидку, повязанную над плечами, а также отличается торчащей
вперед бородкой (jutting beard) и кучерявыми (close-curled) волосами. Из Матары (Anfray and
Annequin 1965: pl. LXIII:
1 ) до нас дошел только фрагмент статуи, представляющий четко очерченные в
египетском стиле глаза и кучеравые волосы. Сам Аксум, а именно участок вокруг
храма Марьям-Цийон (de Contenson 1963: pl. XIII, d), подарил нам часть еще
одной головы, выполненной в базальте, на которой видны только плотно
прилегающие друг к другу кудряшки волос. Сфинкс с человеческой головой из Каскасе (Kaskase), весьма ранний образец типа, позднее
встречающегося в южно-аравийском искусстве, был найден вместе с надписями,
датируемыми возможно пятым веком до н.э. (Pirenne 1977: I. 468-9, fig. 1). /**вероятно вот этот -
**Статуи
женщин: из Хаулти - http://willdoherty.org/wordpress/wp-content/uploads/2007/03/DSCN3907.JPG
, из Адди-Галамо - http://willdoherty.org/wordpress/wp-content/uploads/2007/03/DSCN3927.JPG
**Боковая
панель трона из Хаулти с рельефом - http://willdoherty.org/wordpress/wp-content/uploads/2007/03/DSCN3908.JPG
(Все
отсюда - http://willdoherty.org/wordpress/?p=826
, а в реальности находится в Национальном музее в Аддис-Абебе)
Весьма вероятно, что эти предаксумские статуи представляют нам во многом тех
самых людей, которые впоследствие составляли и аксумское население. Из
"монотеистической" надписи Эзаны (гл. 11: 5) нам известно, что
аксумиты различали черные (цалим/tsalim) и красные (кайх/qayh) народы, в том
числе упоминаются "красные ноба"; однако не совсем ясно в какую из
этих категорий они помещали себя самих. Литтман (1913) полагал, что суть в том,
что "красный" народ Аксумского царства противопоставлял себя
"черным" ноба (и прочим); такое разделение в представлении северных
эфиопов существует по сей день. И Древес (Drewes 1962: 98), и Шнайдер
(Schneider 1961: 61-2), предметом особого изучения которых были предаксумские
надписи, пришли к выводу, что это противопоставление было в ходу уже в эпоху
царства D'MT. Выражение "всё царство" в его географическом значении
передавалось фразой "его восток и запад", тогда как разнообразие
характеристик его населения описывалось фразой "его красные (люди) и его
черные (люди)". Если верно то, что две эти фразы сознательно уравновешены,
то, возможно, в этом есть указание на преобладание в восточной и центральной
частях царства "красного" или семитизированного населения, которое,
можно предполагать, обеспечили южноаравийские переселенцы, что
видно по материальным остаткам там найденным.
6. Международные отношения.
Аксум
имел дипломатические и торговые отношения со многими странами, число которых
росло по мере роста значения самого царства. Существует несколько сообщений о
послах и гонцах, направленных в дальние и ближние державы, или напротив, из
них, и даже, в ряде случаев, имеются некоторые намеки на цели этих миссий.
Вдобавок, несколько археологических или случайных находок, дали нам предметы, свидетельствующие о контактах того или иного рода между Аксумом и некоторыми
странами.
Египет.
Все предполагаемые взаимоотношения между Аксумом и (доримским) Египтом остаются
весьма неопределенными. И в самом деле, Аксум, похоже, пребывал на одной из
самых ранних стадий своего развития, когда со смертью Клеопатры VII в 30 году
до н.э. пала династия Птолемеев. Существует лишь несколько предметов, которые
возможно происходят из Египта, такие как циппус (**см. выше) Гора, подаренный
Брюсу и описанный им (гл. 2: 3), и несколько статуэток-амулетов из голубого
фаянса (de Contenson 1963ii: 48, p. XLIX b and c) или карнеола/красного
халцедона/ (cornaline) (Leclant 1965: 86-7), найденные в Эфиопии в разных
местах. Последние, с их двойным уреем, возможно попали сюда из Мероэ. Из
Адулиса происходит глазурованный египетский скарабей, украшенный резным рисунком,
изображающим нечто похожее на корабль, вероятно датируется достаточно поздним
периодом (Paribeni 1907: 5, fig. 3). Другими знаками межрегиональных контактов
являются надпись Птолемея III, скопированная Космой в Адулисе, и символ 'анх', выбитый на одной из стел (Anfray 1972). Вовсе не исключено, что
рассказы о египетских экспедициях в Пунт являются самыми ранними из
сохранившихся сообщений о народах эфиопского/суданского побережья и суши; при
условии, что название Пунт (Пуене) (Punt (Pwene)) означало для египтян всегда
одно и то же на всем протяжении того долгого периода, в течение которого
упоминания этой страны встречаются в их записях. Если дело обстоит именно так,
то это - важное свидетельство о торговых связях, уходящих в древность как
минимум ко времени правления фараона Джедкара Исеси, восьмого царя пятой
египетской династии, около 2400 года до н.э., и все еще продолжавших
существовать во времена Рамзеса III около 1200 года до н.э. Последующие
контакты, имевшие место при римлянах, задокументированы намного лучше и описаны
ниже.
- Иллюстрация 8. Одна из грубых стел Северного поля стел в Аксуме, на которой
вырезан символ, представляющий древнеегипетское слово "жизнь" -
анх. Фото BIEA.
Мероэ и Африка.
Фактически нам ничего неизвестно о том, какого рода контакты имел Аксум со
своим западным соседом, царством Мероэ или Касу, и обширной, но вероятно слабо
контролируемой территорией, в той или иной степени эффективности находившейся
под его влиянием. Высказывалось предположение, что знаменитый скальный рельеф
мероитского царя Шеркарера (Sherkarer) в Джабаль-Кайли (Jabal Qayli), самый
восточный из известных памятников мероитов, мог быть связан с каким-то конфликтом
с набирающим силу Аксумом, но этому нет никаких подтверждений. /**рисунок
рельефа царя Шеркарера (Шоркарора) (20-30 н.э.) http://www.dignubia.org/bookshelf/image.php?id=00026&subject=rul&img=image_00026_lg.jpg;
подробнее надписи рельефа http://users.telenet.be/royalnames/nubians/rulers/shorkaror.htm;
полезная ссылка по теме Мероэ, Нубии и тп http://wysinger.homestead.com/mapofnubia.html/
В Эфиопии найдено лишь несколько предметов, за которыми было признано
мероитское происхождение. Из них наиболее примечательными являются некоторые из
бронзовых чаш/кубков (bowls) из Адди Галамо (Ацби Дера) (Addi Galamo (Atsbi
Dera)) - которые также вполне могут происходить из римского Египта (Doresse
1960: 425ff) - возможно, диоритовое кольцо для большого пальца (приспособление
для стрельбы из лука), найденное экспедицией BIEA в Аксуме (описано Читтиком
Chittick, 1974, PL.XIV), и карнеоловый (cornaline)
амулет Гарпократа с типичным для мероитов двойным уреем (double-uraeus) на лбу
(см. выше, Leclant 1965: 86-7). Наиболее мощное свидетельство контактов -
фрагменты двух аксумитских надписей в Мероэ, которые могут указывать на то, что
военные экспедиции аксумитов доходили до этого города; там же имеется несколько
надписей на геэз, грубо вырезанных на пирамидах (гл. 11: 5). Ко времени, когда
царь Аксума Эзана направил свою экспедицию к Нилу (гл. 11: 5, DAE 11),
мероитское царство уже, вероятно, прекратило существование. Его наследники - ноба, по-видимому, обошлись с направленными к ним аксумским послам
оскорбительно, и были за это наказаны военным походом. Ряд племен -
мангурто, и хаса, и барйа - обратились к Эзане за
поддержкой против этих агрессоров, так что они либо рассматривали Аксум как в
достаточной мере могучего соседа, которого можно было призвать на помощь, дабы
умерить амбиции ноба, либо, возможно, даже как своего сюзерена. В ходе этой
кампании Эзана также подверг нападению Касу, остатки мероитского
государства. И ноба, и беджа, также как и Касу, были официально записаны в
титулатуре как составные части царства Эзаны.
Эти записи, как и некоторые другие сообщения о военных экспедициях внутри
Аксума или за его пределами - едва ли не единственные фрагменты сведений о
взаимоотношениях аксумитов с их африканскими соседями, дошедшие до нас. Также
имеется краткое упоминание о какой-то миссионерской деятельности в
южно-нубийском царстве Алодия/Алоа (Alodya/Alwa) (см. гл. 10), а Косма
Индикоплов писал о "бессловесной торговле" между Аксумом и
собирателями золота из Сасу (Sasu) (Wolska-Conus 1968) (**"...поскольку
они иноязычны и бывает трудно найти переводчика"; см. подробнее здесь -
http://www.vostlit.info/Texts/rus16/Kosma_Indikoplov/text1.phtml?id=1773)
Между тем, при том, что основные регионы
слоновой охоты уже пребывали под непосредственным контролем Аксума, представляется вероятным, что также имели место тесные и длительные торговые контакты с заготовителями слоновой
кости по ту сторону Нила - прекрасная основа для поддержания главным образом мирных условий сосуществования в целях поощрения этой важной отрасли коммерции.
Южная Аравия.
Государства южной Аравии, такие как Саба, Химьяр и Хадрамаут, имели длительные
и весьма близкие отношения с Эфиопией. Аксум, по-видимому, подвергся довольно
сильному влиянию той самой культурной традиции, которая преобладала в этих
странах, и по своему языку, религии и другим культурным чертам аксумиты
принадлежали до некоторой степени к тому же миру (milieu), что и их заморские
соседи. Когда аксумиты впервые достигли достаточного могущества, чтобы начать
самоутверждаться посредством вмешательства в политические конфликты между
аравийскими государствами в точности неизвестно, однако имеется несколько
записей о подобных экспедициях (гл. 4: 3-4) уже начала третьего века н.э. В
первой половине третьего века, в правления Гадарата /Gadarat (GDRT)/ и Азебаха
/Adhebah ('DBH)/ дипломатическая и военная активность были весьма
высокими, влючая переговоры о союзе с Сабой, а затем и с Хадрамаутом. Во времена
Азебаха некто Шамир (Shamir), называемый зу-Райдан (dhu-Raydan), "он из Райдана",
князь Химьяра, обратился к Аксуму за военной помощью. По крайней мере, со
времени Эзаны, четвертый век, аксумский царь принимает титул "царь Сабы и
Химьяра", утверждающий сюзеренитет, который скорее всего было затруднительно осуществить на практике. Весьма вероятно, в течение пятого и начале шестого
веков между двумя берегами Красного моря имели место продолжительные контакты;
Прокопий упоминает, что для пересечения Красного моря требовалось пять дней и
ночей, и что "гавань омиритов (Homeritae) откуда обычно отправляются в плавание к эфиопам, называется Буликас (Boulikas)" -
предположительно где-то в окрестностях Mukha; - "а переплыв
море они всегда пристают в гавани Адулитов (Adulitae)" (Procopius, ed. Dewing
1914: 183). В правление аксумского царя Калеба (гл. 4: 7) практика
использования арабских титулов расширилась в подражание стилю,
распространенному в том регионе; такое явление вне всяких сомнений объясняется
влиянием успешной аравийской экспедиции этого царя, в результате которой был
уничтожен режим иудейского царя Химьяра, Юсуфа Асара (Yusuf Asar). Калеб
учредил в Йемене наместничество, однако вскоре его наместник был свергнут, и
Йемен стал в той или иной степени независимым. Прямое аксумское влияние там уже больше не возобновилось. Тем не менее, одна из надписей нового царя
Йемена Абрехи (Abreha - **в "Хронософии" Феофана Исповедника Арефа, царь эфиопский/у арабских авторовАбраха ал-Ашрам - герой предания о годе Слона (570 н.э.)/у Прокопия Авраам), датируемая 543 годом н.э. и посвященная восстановлению большой дамбы в Марибе (Marib), сообщает о посольствах из других стран (Аксума,
Рима, Персии и от различных групп арабов), помещая на первое место в этом
списке аксумского najashi (Sergew Hable Sellassie 1972: 148-9), а
Прокопий отмечает формальное подчинение Абрехи преемнику Калеба -
дипломатическое решение, которое могло умиротворить уязвленную гордость
аксумитов, и в то же время не наносило особого ущерба Абрехе (Прокопий, изд.
Dewing 1914: 191).
**Фото
марибской дамбы (Йемен) - http://karina-yem.livejournal.com/99480.html
Мекка и
курайшиты.
Высказывалось
предположение (Creswell, see Ullendorff 1960: 154), что человек, перестроивший
в Мекке в 608 н.э. Каабу, был аксумитом (**традиционная точка зрения, что он был византийцем, капитаном судна, потерпевшего крушение). Его имя было Бакум (Bakum), и он
использовал лес, собранный после кораблекрушения, для возведения здания из
дерева и каменной кладки слоями, что, судя по данному описанию, весьма
напоминает типичный аксумский архитектурный стиль, представленный, например
церковью в Дэбра-Дамо (Dabra Damo). /**/ В 615 н.э., в период миссии
Мухаммеда, эфиопы оказались до некоторой степени вовлеченными в дипломатическую
активность племени курайшитов, торговцев правивших Меккой. Царствовавший в то
время najashi, которого арабские хронисты называют Ашама ибн Абджар
(Ashama ibn Abjar) (см. гл. 15: 4), предложил убежище мусульманам, политическим
изгнанникам, которые прибывали в страну двумя волнами. Первую хиджру (hijra),
что означает "бегство", в 7-ой месяц 5-ого года миссии Мухаммеда
(615), составили одиннадцать мужчин с четырьмя женами, выехавшими через Шуайбу
(Shu'ayba), старый мекканский порт. Спустя три месяца, получив ложное известие,
будто бы курайшиты обратились в ислам, они вернулись. Вторая хиджра уже насчитывала
101 мусульманина, 83 из них были мужчинами, и на этот раз полное возвращение
свершилось лишь в 628 году (Muir 1923: 69). Najashi, не взирая на дары и
требования курайшитов, выдать мусульман отказался.
В разные времена, многие известные люди ислама, прибегали к гостеприимству najashi,
включая дочь Мухаммеда Рукайю и двух его будущих жен, Умм Хабибу (Umm Habiba) и
Умм Саламу (Umm Salama) или Хинд (Hind), которые описывали пророку у его
смертного одра церковь Марьям Цыйон (гл. 13: 3). Прежним мужем Умм Хабибы был
Убайдалла, курайшит обращенный в ислам, который эммигрировал в Эфиопию, где он
принял христианство и умер, исповедуя эту веру (Muir 1923: 36). Брак Умм Хабибы
и Мухаммеда, который был заключен по ее возвращении в 628, устроил лично najashi.
Другим знаменитым изгнанником был Усман ибн Аффан (`Uthman b. Affan), в конце концов, в 644
н.э. ставший khalifa /**халифом/. Покоритель Египта, Амр ибн аль-Аси
(`Amr ibn al-Asi), если верить традиции (Guillaume 1955: 484), был обращен в
ислам самим najashi, действовашим от лица пророка. Утверждается, будто
бы Мухаммед, ради такой доброты к его последователям, избавил Эфиопию от
джихада, священной войны ислама. Согласно мусульманской традиции в 6-й год
Хиджры (627-628 н.э.) Мухаммед, как утверждают, направил посольство к najashi
и другим правителям; содержание его письма (в том, что оно когда-либо было написано в действительности, сомневаются многие авторитеты) приводится у Табари и
других авторов; существующая ныне копия этого письма, несомненная подделка,
была опубликована Данлопом (Dunlop) (1940). Все это случилось весьма близко ко
времени, когда Аксум предположительно перестал быть столицей (гл. 15: 4).
Рим и Константинополь/Византия.
С романо-византийским миром Аксум, похоже, почти всегда был в хороших отношениях.
Возможно, Рим имел какие-то виды на Аксум во времена Нерона (см. гл. 4: 3), но
ничего определенного на этот счет не известно. Аксум мог иметь какие-то
основания опасаться возрождения Римской державы примерно начиная со времени
правления Аврелиана (270-275), когда аксумские посланники были
засвидетельствованы в Риме (см. ниже), однако обустройство границ,
произведенное Диоклетианом в 298, должно было положить конец этим страхам,
поскольку Рим утвердил Элефантину (Philae) в качестве предела своей прямой
власти (Williams 1985: 82).
Сухопутный маршрут из аксумской территории в Египет был упомянут автором
надписи Monumentum Adulitanum (Wolska-Conus 1968: 374), а из Прокопия
(изд. Dewing 1914: 185) известно, путь от Аксума до Элефантины занимал тридцать дней
для путника необремененного поклажей (гл. 3: 2).
Несмотря на то, что время от времени прибегали к сухопутному маршруту, все же
представляется, что наиболее часто используемый путь из Римского мира пролегал
по Красному морю из портов Египта в Адулис. Возможно, история Фрументия,
христианина из Тира, который обратил страну /**т.е. Аксум/Эфиопию/ в веру,
выявляет имевший место в начале четвертого века период прекращения
римско-аксумских торговых отношений в целом мирных в остальное время. Согласно
историку Руфину (Migne 1849: 478-9), корабль на котором плыл Фрументий, в то
время еще мальчик, пристал к берегу в порту, предположительно находившемся под
эфиопским контролем, чтобы пополнить запасы продовольствия. Однако,
по-видимому, из-за разрыва политических отношений, судно было захвачено, а все
люди, бывшие на нем, убиты. Фрументию и его спутнику Эдезию повезло, поскольку пощадили только их двоих, впоследствии доставленных к царю в качестве пленников. Нет
ничего невозможного в том, что подобная брешь в отношениях была вызвана смертью
одного царя, и вступлением в права наследства другого, ведь в традиционных
эллинистических монархиях (некоторые элементы организации которых мы можем
обнаружить в Аксуме) союзные договоры становились недействительными до тех пор,
пока их не подтверждал новый правитель, пришедший к власти. В данном случае, мы
можем предположительно допустить, что царь Аксума Уазеба (Wazeba) скончался, и
Усанас (Элла-Амида) /Ousanas (Ella Amida)/ лишь недавно взошел на трон (гл. 4:
5). Прекращение действия договора также может отражать состояние
неопределенности, царившее в романском мире с момента ухода на покой
Диоклетиана в 305 году вплоть до 323 года, когда порядок был полностью
восстановлен Константином, нанесшим поражение Лицинию.
Помимо этой истории, других признаков чего-либо помимо мирной торговли и время
от времени активизирующейся дипломатии нет. С установлением в Римской империи
нового порядка, и в отсутствии угрозы, связанной с пограничными притязаниями
римлян и аксумитов, Аксуму не приходилось ожидать от Рима/Константинополя ничего
иного, кроме мирных и выгодных торговых отношений. В царствование Констанция II имела место некоторая дипломатическая
активность, связанная с миссией Феофила Индуса (** http://www.krotov.info/libr_min/16_p/igu/levskaya_17.html).
Этот же священнослужитель, возможно, доставил и письмо Констанция,
сохранившееся в Апологии патриарха Афанасия Александрийского (гл. 4: 3). Во
время и после войны с химьяритами, которую вел в шестом веке Калеб,
активизировалась дипломатическая переписка, и несколько миссий было направлено
Юстинианом. Историки того периода упомнают двоих из этих посланников, Юлиана и
Нонноса, сына Аврама (Abrames), а заодно и некоторые подробности
касательно наставлений полученных ими от императора (Procopius, изд. Dewing
1924: 192-5; Photius, изд. Henry 1959: 4-5).
Пальмира.
Предположение (Sergew Hable Sellassie 1972: 86), будто Аврелиан (270-275),
римский император, победив войска царицы Зеновии, захватил в плен аксумитов,
безосновательно. Армии Зеновии вовсю пользовались слабостью Рима при
недолговечных военных императорах конца третьего века, так что она управляла Сирией
и великим городом Антиоха. В 269 она совершила успешное вторжение в Египет; в
270 ее интерес обратился в сторону Малой Азии. В 271 году она провозгласила
своего сын Уахбаллата (Wahballat) Августом. Несмотря на такие широкомасштабные
успехи, Римской империи под властью нового императора, Аврелиана, наконец-то
удалось оправиться от всех своих неприятностей, так что гегемония Пальмиры
продлилась лишь несколько лет; а в августе 272 г. сама Пальмира пала перед
армиями императора.
Аксумиты, упомянутые в (скорее всего сомнительной) латинской "Жизни
Аврелиана", которую т.н. Scriptores Historiae Augustae (Magie 1932:
258-61) /**”АВТОРЫ
ЖИЗНЕОПИСАНИЙ АВГУСТОВ”
http://ancientrome.ru/antlitr/sha/index.htm/ приписывает Флавию Вописку (Flavius Vopiscus), похоже,
находились скорее среди иностранных посланников, присутствовавших на
праздновании триумфа Аврелиана, нежели среди потерпевших поражение союзников
Зеновии, которых вели в одной процессии с царицей. Они же включены в особый
раздел вместе с представителями разных стран, несущими дары, а не в числе
пленников из народов, против которых Аврелиан, как известно, ходил в походы.
Нет никаких свидетельств того, что Зеновия, в краткий период своего господства,
могла вступить в дипломатические отношения с Аксумом, и ничто не указывает на
то, что она прибегала к помощи аксумитов в ходе своих войн.
Персия.
Ближе к концу периода аксумского могущества персы захватили Египет (в 619 н.э.,
и удерживали его до 628) и Южную Аравию (в 575 и еще раз, после восстания в
Химьяре, в 598), и возможно именно эти события в большей степени стали началом
крушения аксумской торговли на Красном море, чем последовавшая за тем арабская
экспансия. Сведений о взаимоотношениях Персии и Аксума совсем немного. Иоанн
Эфесский, в своем "Житие епископа Симеона" (**Симеона, епископа
Бетаршамского), утверждает, что когда
Симеон и его спутники пробыли в плену в Нисибине (Nisibis) семь лет, царь
Эфиопии услышал об этом и при помощи своих послов подал шаху Каваду (ум. 531
н.э.) просьбу об их освобождении, возымевшую действие (Brooks 1923: 153). Косма
упоминает, что на Тапробане (Taprobane) (Шри Ланка) можно было встретить купцов
как из Адулиса, так и из Персии, и что слоновая кость доставлялась из Эфиопии в
Персию по морю (Wolska-Conus 1973: 348, 354). Также есть предположение, что в
шестом веке император Юстиниан попытался использовать Аксум против Персии
одновременно в экономическом противостоянии, связанном с поставками шелка, и в
создании военной напряженности со стороны южноаравийских владений Аксума
(Procopius, изд. Dewing 1914: 192-5). Подразумевается, что Аксум был готов
действовать против персов по причине единоверия с Римской/Византийской
империей. После утраты Аксумом прямого влияния в Южной Аравии и смерти негуса
Калеба, как сообщает нам историк Прокопий (изд. Dewing 1914: 190-1), Абреха,
глава восставшего правительства в Аравии, согласился платить Аксуму дань.
Персидское завоевание прекратило действие этого соглашения, если только оно
продолжало исполняться при преемниках Абрехи. Отсюда можно предположить, что
после 575 года Аксум не только лишился своей дани, но еще и столкнулся лицом к
лицу с более или менее враждебным по отношению к нему персидским владением,
находившемся не далее чем по ту сторону Красного моря. Уже в это время могло
возрасти и движение вражеских судов по морским путям, от которых зависел Аксум
из-за своей внешней торговли.
Немногочисленные связи с Персией предположительно существовали в разные
времена. Возможно некоторые фигуры, в мантиях и с кучерявыми волосами,
изображенные на монументальной лестнице Ападаны (Apadana) в Персеполе - это
эфиопы. Они представлены приносящими в дар жирафа, бивень слона и вазу. /** предполагаемые эфиопы с персидского
рельефа (животное по нашим понятиям на жирафа мало похоже (ростом ниже эфиопов, шея не больше лошадиной), но, по крайней мере, судя по морде - копытное :) и рожки небольшие имеются) http://www.flickr.com/photos/kellyphotos/3420775537// Некоторые
черты их внешности напоминают более или менее современных им эфиопов, известных
по статуям и рельефным изображениям на тронах из Хаулти (Hawelti) (Leroy 1963:
293-5). Некоторые, гораздо более поздние по дате, глазурованные изделия
сине-зеленого цвета, найденные в Аксуме и Матаре, были классифицированы,
довольно неопределенно, как сасанидо-исламские изделия или Персидского залива
(Wilding in Munro-Hay 1989; Anfray 1974: 759).
/** статья Matteo Compareti 'The Sasanians in Africa' (2 версии: на английском и испанском)
Индия и
Шри Ланка.
Также Аксум имел торговые отношения с Индией и Шри Ланкой (Pankhurst 1974).
Находка индийских золотых монет, отчеканенных Кушанскими царями (правителями
северной Индии и Афганистана) в начале восьмого века, в монастыре Дэбра-Дамо на
пути из Аксума к побережью, подтверждает наличие контакта с эфиопской стороны
(Mordini 1960, 1967). Имеются также разрозненные упоминания о судах из Адулиса,
плывущих на субконтинент (**т.е. в Индию) или обратно. Такие примеры
встречаются в рассказах о прибытии будущего епископа Фрументия (гл. 10: 2),
путешествии Моисея, епископа Адулиса (Desanges 1969) и в 'Христианской
топографии' Космы Индикоплова. Косма (Wolska-Conus 1973: 348-51) описывает, как
римский купец Сопатр (Sopatros), отправившийся вместе с купцами из Адулиса на Тапробану (Taprobane)
(Шри Ланка), взял там верх над знатным персом в
присутствии Шри-Ланкийского царя, сравнив римские золотые монеты с серебряными
миларисиями (milarision - **см. здесь милиарисий) персов. В Хаулти возле стелы было
найдено несколько статуэток из желтой глины, по-видимому, изготовленных по
шаблону; де Контансон предположил, что они индийского типа,
однако это предположение не нашло авторитетного подтверждения (de Contenson
1963ii: 45-6, pl. XLVIII).
Дальний Восток.
Реального свидетельства контактов между Китаем и Аксумом не существует, тем не
менее, есть предположение, что летописи династии Хань содержат указание
на Аксумское царство (Sergew Hable Sellassie 1972: 71, 84-5). Если ханьские
корабли достигали государств, лежавшихся за Индией, что представляется вполне
возможным, то царством, которое хронисты называют Хуан-Чжи (Huang-Chi) мог быть
Аксум (Fiaccadori 1984: 283, n. 30). Аксум вырос в значительную державу в
регионе Красного моря, и китайские купцы должны были рано или поздно, по крайней мере хотя бы вступить в контакт с кем-то, кто знал об Аксуме. Если
Хуан-Чжи - это Аксум, то этот контакт имеет ценность для нашей хронологии,
поскольку узурпатор Ван Ман (Wang Mang) (1-6 года н.э.) получил от царя
Хуан-Чжи, в ответ на свои дары, живого носорога, что подтверждает наличие
доминирующей правящей группы на этой ранней стадии, когда постулируется подъем
Аксума. В прочем, агенты Ван Мана могли с тем же успехом контактировать с
какой-то другой предаксумской группой с центром у моря, подобной адулитам.
Другими товарами Хуан-Чжи были панцыри черепах (**сухопутных -
tortoise-shells) и слоновая кость, равно легко доступные аксумитам. Расстояния,
которые приводят китайские летописи, помещают Хуан-Чжи далеко за Индией, и
путешествие туда занимает двенадцать месяцев. Мы можем лишь сказать, что эта
идентификация представляется соблазнительной, но ненадежной. Предположение, что
Си Ван Му (Hsi-wang Mu) древнекитайских
хроник, жившую на горе Кунь-Лунь, следует отождествить с царицей Шебы, жившей в
абиссинской qolla (**традиционное название климатического пояса в Эфиопских
горах ниже 1800 м с жарким тропическим климатом (26° С и выше), см. выше
kwolla), было еще одной попыткой найти точку соприкосновения в куда более
далеком прошлом.